Елена Медникова - Два крыла. Русская фэнтези 2007

Мальчишки, распаленные оружием викинга да его сказами, понастругали себе деревянные мечи и щедро награждали друг дружку ссадинами да синяками, пока Сневар Длинный, имеющий теперь вес неоспоримого доверия, сказал, что так не годится. Он достал свой меч, вышел, прихрамывая, на середину двора и велел Илье и Хвосту атаковать его с обеих сторон. Перехватывая поудобнее вспотевшими ладонями рукояти своих деревянных мечей, ребята потоптались, пошмыгали носами и, подбадриваемые криками сверстников, вставших поодаль в круг, бросились на Сневара. Тот, даже не подняв меча, легко, ничуть не хромая, увернулся и прикрикнул на мальчишек, чтоб не играли в бирюльки, а нападали всерьез. Разозлившись от хохота товарищей, Илья с Хвостом кинулись на викинга вновь и сейчас же неведомо как оказались на земле с жалкими обломками своих потешных деревяшек в руках. Ротозеи, стоявшие вокруг, от восхищения взвыли. После сего дня вся ватага деревенских мальчишек, увиливая от домашних обязанностей, стала каждодневно наведываться на двор Сневара Длинного и постигать премудрости ведения боя. Синяков поубавилось, деревянные мечи покрывались безобразными зазубринами да сколами, выстругивались заново и опять сшибались с глухим стуком, несшимся со двора, заставляя ворчать сельских баб да посмеиваться в бороды мужиков. Так прошло два года, в течение которых рвение одних мальцов поугасло, других (с Ильей заодно) — закалилось. Мальчишки взрослели, забот по хозяйству становилось все больше, и если они чересчур усердно упражнялись с мечами, забывая о страде, Сневар сам гнал их к родительским угодьям, шутейно грозя совсем прекратить боевую выучку. Это действовало безотказно, отцы да деды одобрительно кивали бородами Сневару при встрече, и в селе викинг прослыл толковым да добрым мужиком.

Не только мозоли от деревянного меча да отцовского плуга появились на ладонях у Ильи — в его сердце поселилась чудо-птица Любовь.

Оляна оказалась в селе вместе с обозом пожарников из соседней деревни, появившихся в следующее лето после того, как пришел Сневар Длинный. На степняках вины не было — болтали, будто кто-то пустил красного петуха от давней жгучей обиды. Уцелело пять семей, в числе коих и Оляна с матерью и младшим братом (отец с бабкой сгинули в огне).

Увидев Оляну впервые, Илья сперва даже позабыл о занятиях у старого викинга. Она была ему погодком, с густыми, темно-русыми, коротко остриженными волосами (после уже Илья узнал — косу, опаленную огнем и превратившуюся в веревку, пришлось отрезать). Волосы едва доходили ей до плеч, и, смущаясь, она по-бабьи повязывала голову платком, отчего казалась старше. Илья не знал, можно ли было назвать ее красавицей, потому что ни с кем об этой своей тайне не смел говорить, но для него она была краше всех. Одни только глаза с плавным, волной, разрезом казались ему чудом. Увидев ее глаза впервые, Илья уже не умел их позабыть — они смотрели на него сквозь мельтешение деревянных клинков и оставляли синяки под рубахой и сладкую дрожь в сердце. То, что она тоже при случае смотрит на него, он не видел — он это чувствовал кожей, как ощущают солнечные лучи. Он понимал — не разумом, но сердцем, — что их обоих тянет друг к другу неведомая великая сила. И не ошибся.

Тем временем всем миром срубили погорельцам избы на краю села — дальнем от дома Ильи. И как-то поутру он встретил Оляну у колодца. Она уже сливала воду из журавельной бадьи в свое ведерко, когда он подошел и молча, не зная, что сказать, стоял рядом. Он тискал коромысло и не мог оторваться от девичьих лопаток, бойко ходивших под сарафаном. Она обернулась, прямо посмотрев ему в глаза, и просто и спокойно улыбнулась, будто старому знакомцу.

— Здравствуй, Илюшка, — сказала она, придерживая бадью и чуть отходя в сторону, уступая место Илье. Он шагнул к ней, хватаясь за мокрую посудину, и окунулся в ее глаза.

— Здравствуй, Оляна, — ответил он, чувствуя, как у него захватывает дух, будто он раскачивается на высоких качелях. Ему захотелось сейчас же, немедленно что-то сделать для нее, одарить чем-то замечательным, и еще не зная, что это будет, его язык сам вытолкнул из пересохшего рта:

— Хочешь, я покажу тебе свое место?

— Хочу. Да солнце высоко, недосуг еще. Перед вечерней зарей крикнешь у нашего дома утицей. Умеешь? — предложила она, и в ее глазах замерцал волшебный свет.

— Умею, — плывя к этому свету, ответил Илья и принялся опускать бадью к далекой воде колодца.