Татьяна Лайка: Дезертир

— Разделяемся! — послышался невнятный крик, разошедшийся в стороны живым эхом. — По четверо!

Все, это конец!..

Лялька зажмурила глаза, готовые сию минуту извергнуть соленый дождь, тело заколотило крупной дрожью, рот открылся в немом вопле отчаяния. Она уже слышала скрип шагов по снежному полотну, она чуть ли не кожей ощущала ликование офицера, обнаружившего одну половинку пропажи — ее, Ляльку.

И вдруг она сорвалась с места и со всех ног бросилась бежать, игнорируя предупреждения и уговоры остановиться. Кошкой преодолевая преграды, Лялюня неслась и уже не разбирала ни направления, ни криков за спиной. А, завидев впереди Иера, несущегося с не меньшей скоростью навстречу, так вообще понеслась пуще серебряно-шерстной рыси.

…Они столкнулись, буквально ворвавшись в объятия друг друга. Юноша вцепился в Ляльку, словно бы та была его единственным в жизни сокровищем, а девушка уткнулась личиком в его теплую от разгоряченного тела фуфайку, влажную от пота. И вот теперь слезы, игнорируя волю хозяйки, ручьем покатились по красным от мороза щекам.

Такими их и обнаружила четверка офицеров, истуканами застывших в нескольких шагах от обнимающейся парочки.

Жертвы и охотники. Две пары отважных, дерзких глаз против четырех пар изумленных, не верящих, не понимающих.

Не узнать друг друга было невозможно.

Суровые, жесткие. Они выглядели совершенно иначе, когда вели неуставные отношения со своими же подопечными и пили чай в тесной комнатушке, когда смеялись и их лица украшали благодарные улыбки, когда счастливо расстилали прямо на полу тулупы перед сном…

Еще вчера они пуще очей своих охраняли смуглого юношу и длинно-косую девчонку, а уже сегодня получили приказ не дать возможности уйти им живыми. И ни разу за все те несколько месяцев, проведенных рядышком с этой парочкой, они не видели Иера и Лялюню такими… не видели этой уверенности в их глазах, этой жажды свободы… и этой внутренней силы, что теперь наполняла обнявшихся, дорогих друг другу людей доверху и била через край.

Трусливый, но — гордый; слабый, но — целеустремленный; пойманный, но — не сломленный Иер и отчаянная, но — не опытная; нежная, но — сильная; смелая, но — жаждущая защиты Лялюня. Бедный мальчишка, выходец из неблагополучной семьи, босяк, презираемый всей деревней, едва не ставший элитным воином, и дочка богатенького папеньки, самая красивая девка со всех трех улиц, не побоявшаяся трудностей на своем пути.

Они стояли, обнявшись, не проронив ни слова, и каждый, кто посмотрел бы на них, уже не смог бы избавиться от внутреннего низменного, первобытного, неизвестно откуда накатившего ощущения: они нужны друг другу. Как воздух и огонь, как вода и земля, как жизнь и смерть… нужны…

Офицер молча, все еще не отрывая взгляда от парочки, снял с себя тулуп и положил его на снег, еще один офицер проделал то же самое.

— Пойдете туда, — махнул рукой первый воин. — За стенами города вас искать не будут.

А затем развернулся спиною и зашагал прочь. Трое его спутников, бросив последний взгляд на влюбленных, последовали за начальником. Собачий лай вместе с громкими криками притихли, а совсем скоро и вовсе смолкли.

Губы, горячие, влажные слились в пылком поцелуе так и не отпустивших друг друга Иера и Ляли. Сильные мужские руки обнимали девичий стан, жадный рот высасывал остатки разума, тонкие нежные пальчики нетерпеливо зарывались в растрепанные волосы… и только возобновившийся снегопад был свидетелем умопомрачающей, бешеной страсти.

Иер наклонился и, подобрав тулуп, оставленный одним из офицеров, заботливо набросил его на плечи дрожащей Ляльки. Второй надел сам. Обхватив девушку за плечи, он еще раз поцеловал ее.

Парочка так и зашагала, в обнимку.

Что ж, в город, так в город.

— Трус, — задиристо хмыкнула Лялька.

— Нет, — юноша устремил взгляд вперед, сквозь бесконечные стволы деревьев, будто бы в будущее, — не трус.

— Дезертир, — согласилась девушка, крепче прижимаясь к сильному торсу молодого мужчины, будущего наемника.