Татьяна Лайка - Дезертир

Обида… обида обволакивала разум и туманила глаза. Злость… на саму себя или на Иера?.. заставляла держаться изо всех сил. Гордость, возродившаяся в ней с новой силой, помогала не разреветься.

— Слабак! — едва слышно прошептала Ляля, злобно глядя в спину идущему впереди нее воину, но имея в виду Иера. — Придурок! — добавила она, тем самым окончательно себя успокаивая.

Нет, обида не прошла. Только теперь слабость, еще минуту назад готовая вырваться на свободу в виде ручья слез, сменилась расчетливой злостью. Причем, в большей степени на себя саму. Да как она могла подумать, что Иер может быть хоть когда-нибудь сильным?! Как вообще родилась мысль о том, что Иер не трус? Отколь, из какой преисподней на нее накатила эта волна, подчиняющая разум и принуждающая ее защищать этого… этого червя?!

Незаметно для себя самой сменив обиду и слезы на злость вкупе с воспрянувшей гордостью, Ляля вошла в медицинский корпус уверенно, смело, и даже не выказала признаков неприязни при виде больных, стонущих на койках, в багровых от крови бинтах и невыразимо смердящих.

Девушка решительно прошла вдоль всего помещения, по обеим сторонам которого стояли лежанки, и, появившись в хирургической комнате, заявила:

— Я из рекрутского набора. Я готова приняться за работу немедля.

День был омерзительный. Как для Иера, так и для Лялюни.

Нескончаемые «тренировки» по отмыванию кастрюль, по раскопке ям и по строительству бараков, наконец-таки, сменились для юноши долгожданным отбоем. Воина с редкими для солдата способностями не грузили настоящими занятиями лишь по одной единственной причине: не было того, кто бы мог заниматься с ним. Ждали прибытия гонца с ответом от государя, которому намедни отправили письмо, где доложили о нечаянном «везении» в лице юноши-охотника.

Сам государь благоволил редким кадрам, однако военачальники его мнения не разделяли, впрочем, благоразумно об этом помалкивая. Они понимали, что для обучения такого новобранца не обойтись стандартными мерами: для рекрута, подобного Иеру, потребуется свой персональный наставник, который стоит больших денег… которые, в свою очередь, можно было бы хорошенько припрятать, например, у себя в кармане.

Нынче они ожидали специального наемного воина-охотника, который бы мог обучать Иера искусству войны. А пока юношу даже поселили не в общем казарменном бараке, а в отдельных апартаментах, где также разместили и девушку-санитарку. Апартаментами гордо именовали крохотный домик из одной комнаты, северную стену которого почти полностью составляла печь (спать на ней не представлялось возможным ввиду припекания отдельных частей тела — это Иер уже проверил), у другой стены стоял стол с парой стульев, над столом — небольшое окошко, в углу кровать. Все.

И опять же без стражи двух новобранцев не оставили: пара солдат осталась охранять домик у входа с улицы.

Лежа на кровати, Лялюня наблюдала за юношей, ввиду неимения других постельных мест расположившимся на полу. Иер молчал. Обижался ли на нее, или просто устал — девушка не знала. Ее же собственная обида прошла давным-давно, и теперь Ляльке казалось, что она не видела парня сто лет! И даже успела по нему соскучиться.

Ну и пусть они не разговаривают, пусть Иер даже не смотрит в ее сторону, главное — он здесь. Как же все-таки хорошо после тяжелого трудового дня, после невыносимых гонок туда-сюда из операционной и обратно, после скривившихся в муках боли поросших щетиной лиц вновь увидеть Иера… такого родного!

Нет, раненых в госпитале было не много, напротив, в мирное время ранения обычно случаются исключительно по недоразумению, по неосторожности и… «по общему отсутствии мозгов» — выдала перед врачом сегодня Ляля. В ответ тот, помнится, рассмеялся, но в итоге всецело разделил ее мнение.

Тренировки Иера и трудовые, выматывающие будни Ляли продолжались еще пару месяцев. За это время прибыл наемник, нанятый государем, дабы тот учил молодого воина охотничьему ремеслу. Отсутствие желания весьма удачно компенсировалось недюжинными способностями, и каждый день Иер добивался новых достижений, учился владеть луком и стрелами, охотиться… в частности и на людей. Но никогда, ни на день, ни на час, ни на миг юноша не выпускал из своей головы мысль о побеге.

Служба, какова бы она ни была почетна, претила самой душе парня, все так же остававшегося изгоем среди боевых «товарищей». Новобранцы завидовали тощему босому пацану, медленно, но верно становившемуся элитным бойцом, в то время как они навсегда остановились на уровне стандартных подразделений.