Тимофей Печёрин: Темная жатва

Слегка колебался и Деменций, исповедовавший культ Избавителя.

— Вот уж не думал, что придется участвовать в языческом ритуале, — посетовал он, осматриваясь и косясь на рельефные изображения Тлетворного на стенах.

— Привыкайте, — не удержался от ерничанья Аксель Рейн, — коли хотите жить в свободной стране — во многом придется участвовать. Не отвертитесь.

А про себя добавил: «я ж ведь и сам когда-то помыслить не мог, что с демонопоклонниками окажусь в одном строю… а вот, как видишь, оказался. Да еще второй раз!»

Сложного в ритуале ничего не было: требовалось лишь тринадцать по тринадцать раз произнести одну и ту же фразу — бессмысленную на слух, а звучащую, как могло показаться, с угрозой. Заучить ее было трудно… да и не было в том нужды. Доставало лишь повторять за опытным участником: так называемым Старшим, а в данном случае Фарреллом.

Но прежде следовало заманить на ритуальную фигуру Двэйна — и миссию эту последний из адептов не мог доверить никому, кроме себя. Предводителя культа он встретил в храмовом коридоре: по собственному обыкновению явился Бестелесный неожиданно, выйдя навстречу человеку словно бы из стены.

— Как я рад видеть тебя, дитя! — прошелестел он, приближаясь к Фарреллу, — похоже, одиночество гнетет тебя. Неужели ты решил присоединиться… к своим братьям по вере?

И Двэйн простер к адепту свои уродливые тонкие руки.

— О, да! — молвил Фаррелл, ничуть не дрогнув, — мне действительно надоело быть одному: без культа, без братьев, без Темного Владыки. Но я не хочу завершить свой путь в мире живых прямо здесь — в простом коридоре. Думаю, для этого больше подойдет ритуальный зал… именно там я готов принести свою главную жертву.

И, не дожидаясь ответа, он решительно зашагал к залу, где его ждали Деменций, Клод и гвардейцы.

— Что ж, последнее желание адепта — закон, — почти довольно протянул Двэйн, устремляясь следом.

Ненависть… а также само бесплотное одинокое существование не пошли ему на пользу — и особенно в части ума. Двэйн и подумать не мог ни о каком ритуале развоплощения, не говоря уж о возможности найти для него участников. Так что люди, заполнившие ритуальный зал, явились для предводителя культа совершенной неожиданностью. Но еще больше Двэйн удивился, когда услышал и узнал ритуальную фразу… а еще заметил, что верный адепт тоже произносит ее.

В ужасе, недоступном для смертных, Двэйн Бестелесный заметался по залу, шипя, словно взбесившаяся гадюка. Все быстрее участники ритуала произносили роковую для него фразу — и все сильней та хлестала предводителя культа и терзала его изнутри. Наконец, когда число повторов перевалило за сотню, Двэйн решился на последний, отчаянный шаг. Он попытался разорвать круг… ринувшись прямо на одного из его участников.

На капитана Акселя Рейна.

В мгновение того броска командир Гвардии успел многое. Успел встретиться с уродливой человекоподобной тенью лицом к лицу. Успел схватиться за бесполезный теперь меч; успел заметить, как Клод сотворяет не менее бесполезные чары. И про оговорку вёльвы насчет бед и судьбы не преминул вспомнить. Но главное: Рейну в последнее мгновение удалось-таки отпрянуть в сторону… и, тем самым, сохранить себе жизнь.

Едва капитан перевел дух, как прямо из стены, в полумрак зала ворвалась еще одна призрачная фигура, в отличие от Двэйна сиявшая холодным бледным светом. Вылетев навстречу Бестелесному, она словно вцепилась в предводителя культа — и вихрем закружилась с ним по всему залу. Под этот стремительный и смертельный танец двух призраков Аксель Рейн возвратился в круг. И не покидал его до самого завершения ритуала.

…зал наполнился звоном и шумом; целый океан звуков буквально затопил его. Множество голосов одновременно звучали то смехом, то плачем, то обрывками фраз. Их сменяли бранные вопли и вздохи печали, радостные возгласы и нечленораздельные пьяные выкрики. Все это было частичками жизней адептов Тлена — жизней, которых Двэйн Бестелесный обманом лишил их. И теперь пришла пора ему расстаться со своей невидимой сокровищницей.

Аксель Рейн слушал этот нестройный и невидимый хор, испытывая какое-то необычное для себя умиротворение. И подумал, что судьба на самом деле — не такая уж и плохая штука… покуда позволяет себя изменить.

22 октября 2012 — 23 февраля 2013 г.