Робин Маккинли - Красавица

– Я рада, что похолодало, – поделилась Грейс. – Так утомительно стоять у плиты в летнюю жару.

– Да, и я люблю осень, – поддержала Хоуп. – Особенно когда страда уже позади и все наконец-то впервые после весеннего сева переводят дух. Но какой ливень вчера ночью был, слышали? А сегодня опять ясно, распогодилось.

– Удивительно, как это нашим розам все нипочем. Даже в самый сильный ветер ни лепестка ни уронят, – пробормотала Грейс, и они с сестрой оглянулись на стоявшую посреди стола вазу с дюжиной золотистых, красных и белых роз.

– И как они аккуратно оплетают окна, – подивилась Хоуп. – Мы ведь их не подрезаем?

Грейс помотала головой.

– Что мы там не подрезаем? – встрепенулся Жервен.

– Розы. Красавицыны розы, – пояснила Грейс. – Их не надо подрезать. И самые свирепые бури, после которых по всей округе цветники лежат вповалку, им не страшны.

– А срезанные они стоят ровно месяц, свежие, словно только что с куста, а потом умирают в одночасье, – заметила Хоуп.

Жер с улыбкой пожал плечами:

– Это добрый знак, вам не кажется? Свежие, красивые цветы. Как знать, может, они и зиму перезимуют в цвету? Весь городок будет судачить.

– Думаю, они будут цвести всегда, и в жару, и в стужу, – сказал отец.

– Она снова приходила к вам во сне? – догадался Жер.

– Да. – Отец помолчал. – Скакала на Доброхоте к замку. В длинном голубом платье, а за спиной развевался плащ. Она помахала рукой кому-то невидимому. Выглядела счастливой. – Он качнул головой. – Она мне часто снится, вы же знаете. Но я только недавно заметил – совсем недавно, – что она изменилась. Меняется. Сперва я решил, что сам ее забываю, и огорчился, но потом понял – нет, она и впрямь становится другой. Сны все такие же яркие, а Красавица выглядит иной.

– В чем? – спросила Грейс.

– Не знаю. А жаль. И жаль, что не пойму, откуда берутся эти сны. Можно ли им верить?

– Мне кажется, можно, – решила Хоуп. – Вполне можно. Они как розы – посланы в утешение.

– И мне хотелось бы так думать, – ответил с улыбкой отец.

– А когда Красавица придет домой? – раздался вдруг чистый, звонкий голосок Мерси.

От ее слов, будто от камня, брошенного в пруд, сквозь который я во сне смотрела на родных, пошли круги, и я успела заметить лишь изумление и легкий испуг на лицах, прежде чем сон слетел окончательно. Первое, что я подумала, проснувшись: «Вчера я надевала голубое платье на прогулку и махала рукой Чудищу на обратном пути к замку».

За окном бледнела ясная заря. За ночь распогодилось, я не увидела ни облачка на чистом голубом небе. Не выспавшись, я долго клевала носом над чашкой с чаем, а потом медленно спустилась по лестнице и вышла в сад.

– Доброе утро, Красавица! – раздался голос Чудища.

– Доброе утро, – зевнув, ответила я. – Прости. Из-за бури почти всю ночь не спала. А потом еще этот сон под конец… – ляпнула я, не подумав спросонья, и снова зевнула.

– Какой сон?

– Да нет, нет, ничего особенного, – замялась я.

Мы как раз подошли к конюшне, и я стала выводить Доброхота. Он перешагнул через порог, навострил уши при виде Чудища и отправился искать траву посвежее. Лужайки еще не просохли после ночного ливня. Ногам в башмаках было сухо, однако подол юбки скоро промок насквозь.

– Тебе приснились родные? – прервал мой спутник затянувшееся молчание.

Я уже открыла рот, чтобы его разубедить, но передумала и кивнула, опустив глаза и качнув носком ботинка подвернувшуюся маргаритку. Та рассыпала веером дождевые капли, которые заблестели радужным нимбом.

– Тебе обязательно читать мои мысли?

– Я не читаю, – отозвалось Чудище. – У тебя все на лице написано.

– Они часто мне снятся. Но в этот раз было по-другому. Я как будто перенеслась к ним туда, в кухню, только оставаясь невидимой. Я различала все сучки на столешнице – не по памяти, а глазами. У Жера большой палец был забинтован. У отца знакомая рубашка, но с новой латкой на плече. Я все видела.

– И слышала? – кивнуло Чудище.

– Да… Они говорили обо мне. И о розах. Отец сказал, что я ему приснилась скачущей к замку в голубом платье и вид у меня был счастливый. Он пожалел, что не знает, можно ли верить этим снам, а Хоуп его обнадежила, сказав, что наверняка можно и что розы и сны посланы нам в утешение.

– Она права.

– Откуда ты знаешь?

– Это ведь мои розы. И сны – тоже моя работа.

Я вытаращила глаза.

– Отец видит тебя во сне каждую ночь, а наутро пересказывает остальным. Их это утешает, по-моему. Я стараюсь, чтобы меня там не было видно.