Робин Маккинли - Солнечный свет

Это была глупость – но, казалось, эту глупость можно себе позволить. Долгие годы на озере ничего не случалось. И оно было так восхитительно далеко от остальной моей жизни.

Вечер понедельника у нас посвящен кино: так мы отмечаем окончание очередной недели. В воскресенье закрываемся в одиннадцать ночи или в полночь, тащимся домой и заваливаемся спать. А понедельник (за вычетом нескольких национальных праздников) – наш выходной.

По понедельникам приходит Руби со своей когортой и атакует кофейню с таким количеством новейшего взрывоопасного снаряжения, что хватило бы укротить Годзиллу: в эти чугунные солдатские головы с одной извилиной никогда не приходила мысль пригласить парочку уборщиц на помощь в их славной борьбе с мародерствующими шестиногими. Впрочем, благодаря Руби «Кофейня Чарли» – единственное, наверное, место в Старом Городе, где ты в безопасности от местных тараканов размером с бурундука. Только услышишь шуршание, когда они будут пробираться по щебенке снаружи.

Традиция вечернего кино в понедельник зародилась семь лет назад, когда я начала выбираться из постели в четыре утра, чтобы поставить хлеб в печь. Первые посетители приходят в шесть тридцать и заказывают наши «булочки-с-корицей-размером-с-вашу-голову». А булочки пеку именно я. Оставляю тесто на ночь, и в четыре тридцать оно – пышное, подошедшее – уже ждет меня с нетерпением. К. шести часам, когда Чарли приходит сварить кофе и открыть кассу (а в теплое время года – и начать расставлять столики перед входом и вниз по переулку), запах сдобы уже слышен. Около пяти появляется один из меньших любимчиков Руби для утреннего сеанса зачистки. Исключение – вторники, когда кофейня блестит, и я надрываюсь, пытаясь заставить размягчиться тугое, вязкое, застывшее за тридцать часов в холодильнике тесто.

Чарли – одна из опор моей Вселенной. Он достаточно повысил мне зарплату, когда я закончила школу (диплом средней школы – за красивые глаза и заступничество эксцентричной учительницы английского) и начала работать полный день, чтобы я смогла позволить себе жить отдельно. А главное – он поговорил с мамой, чтобы она мне это позволила.

Но подъем в четыре утра шесть дней в неделю накладывает отпечаток на общественную жизнь (хотя, как напоминает мама, будучи в плохом настроении, если б я все еще жила дома, то могла бы вставать в четыре двадцать). Поначалу вечер понедельника принадлежал только нам с мамой, Чарли, Билли и Кенни; иногда являлась парочка ребят из кафе. Но постепенно присоединялись все новые люди, и теперь на посиделки приходили все желавшие отдохнуть работники плюс несколько посетителей, ставших друзьями. (Когда Билли и Кенни подросли, выбор фильмов тоже расширился. В первый вечер понедельника, который ознаменовался фильмом не из категории «для семейного просмотра», мы открыли бутылку шампанского).

Чарли не умеет отдыхать и даже в выходные делает что-нибудь по дому, – так он постепенно снес большинство внутренних стен на первом этаже, чтобы все возрастающая толпа могла свободно разместиться. При этом становилось лишь заметнее, что моя жизнь неотделима от кофейни. Все мои друзья были из персонала или завсегдатаев. Я и с Мэлом-то начала встречаться, потому что он работал помощником повара по будням и оказался незанят и вполне недурен собой. Притягивала и его аура «плохого парня» – мотоцикл, огромное количество татуировок, – и отсутствие видимых недостатков. (Баз тоже был незанят и симпатичен, но что-то меня всегда от него отталкивало – все решилось, когда Чарли застал его шарящим в кассе). Я счастлива в пекарне. Лишь иногда я чувствую, что, когда уйду отсюда, мне захочется уйти подальше.

На этой неделе маму одолел очередной приступ хандры, и она была на ножах со всеми, кроме посетителей, которых просто не видела. Она сидела в кабинете с документами и задавала перцу любому из наших поставщиков, ежели те вели себя неподобающим образом. Меня уже давно донимали проблемы с машиной, и я жаловалась на счет за гараж каждому, кто слушал. Несомненно, мама слышала об этом не раз и не два, но ведь и я частенько выслушивала от нее очередную историю про парикмахера (она, Мэри и Лиза ходят к Лине, похоже, только для того, чтобы потом обсуждать ее личную жизнь – благо тема неисчерпаема). Но в воскресенье вечером она услышала мой разговор с Киоко, вернувшейся после пятидневной болезни, и взорвалась.