Лев Рыжков - Золотарь

Перекрученные ногти страшилища скребли по полу. Оно, это отвратительное существо, протянуло свои когти ко мне и, пап! – Вероника распахнула ночную сорочку, – оцарапало меня вот здесь, на груди. Посмотри, папа! Неужели все это случилось наяву?!

Нехотя полковник посмотрел на то, что показывала дочь, на длинную свежую царапину повыше груди.

– Дура! – сказал он. – Иди спать. Сама себя во сне оцарапала, теперь спать мешаешь.

– Па-поч-ка! Да пойми же ты – Кристоф в беде! С ним что-то случилось. Я чувствую это! И не могла я оцарапаться во сне!

– Короче, Верхен, не мешай мне спать!

– Нет. Поехали в Дахау.

Полковник утратил доселе сохраняемое им бесстрастное выражение лица: брови его грозно сошлись над переносицей, нижняя челюсть машинально выдвинулась вперед. Он заговорил, и с губ полетели мелкие капельки слюны.

– Да ты рехнулась, что ли, дура? Ночью, в такую бурю – ехать?! Иди спи– хорошо все будет с твоим женихом. Твою мамку перед свадьбой-то тоже кошмары донимали. Спокойной ночи, дочка.

–Но!…

– Да ни черта с твоим Кристофом случиться не может! Дрыхнет сейчас без задних ног и десятый сон видит!…

– Отец! – Вероника напряженно прикусила губу. – Ты злой и бессердечный человек. Если ты не поедешь со мной, я поеду одна!

– Давай! – Граф махнул рукой, перевернулся на другой бок и прикрыл глаза. – Езжай! Скатертью дорожка!

Он услышал звук захлопнувшейся двери и торопливую поступь удаляющихся шагов дочери. Полковник сел.

– Дура! – крикнул он дочери вдогонку. – В такую погоду ты и десяти шагов не проедешь!

Высказавшись таким образом, полковник уже приготовился отойти ко сну. Однако сон пропал. Более того, граф ощущал энергичное шевеление пальцев ног, что всегда означало у него полное и окончательное пробуждение.

Ворча, он встал с кровати, надел пантуфли, вставил в глаз монокль и, шаркая, направился на кухню выпить наливки. Сей вишневый напиток, изготовленный кухаркой Гретой, бесспорно, способен был усыпить даже самого пса Цербера, чьи очи, как известно, никогда не смежал сон.

Уже в кухне, достав из шкапчика изрядно початый графин, полковник устало выдохнул, протер краем халата мерку и аккуратнейше отцедил вишневки до второго деления снизу мерки. Он запрокинул голову, обжигающий напиток приятно опалил горло, в ноздри ворвался аромат ранней весны. Полковник зажмурился. Удовольствие от наливки было хотя и привычным, однако же не надоедало. Однако на сей раз ему не суждено было насладиться в полной мере, ибо слух бывшего военного уловил некие странные звуки. Прислушавшись, полковник опознал в них голоса, голоса возбужденные. Казалось, что на улице, откуда они, собственно, и доносились, происходит горячий спор или даже выяснение отношений перед основательной потасовкой.

– Какого дьявола? – Полковник блаженно зевнул.

Глаза его слипались. И не слипались даже, а склеивались, словно намазанные вязкой патокой. – Какого это черта, интересно, шумят?

Едва лишь он отворил дверь, ведущую в коридор и лишь затем во двор, как оказался буквально с ног до головы вымочен мощными струями дождя. Раздосадованный, он обнаружил, что за какую-то секунду ухитрился промокнуть до нитки.

Тем не менее во дворе определенно кто-то был. Голоса доносились издалека, от самых конюшен.

– Черти полосатые! – проворчал полковник. – И чего это им ночами не спится? Носит же кого-то в такой час по конюшням!

Вернувшись к себе, он первым делом скинул мокрый халат, накинул старый мундир и, кряхтя, влез в длинные, помнящие еще семилетнюю войну ботфорты.

Выйдя во двор, он не пожалел о выбранной обуви. Грязи намыло почти до самых колен.

По мере его приближения к конюшням голоса звучали все громче и отчетливей. С немалым для себя удивлением полковник обнаружил, что один из этих голосов принадлежит Веронике.

– Дура девка! – проворчал граф. – И ведь действительно собралась к жениху. Что с ней будешь делать?!

– Верхен! – сказал он нарочито громко. – Прекращай немедленно и иди сейчас же спать!

Произнося эти слова, он подошел совсем близко к дочери, но как же он удивился, когда сквозь залитое струями дождя стекло монокля рассмотрел, что же все-таки происходит. Никогда за всю свою некороткую жизнь граф не бывал удивлен столь сильно. Сонливость покинула его. Он побагровел от гнева.

Происходило же вот что.

Возле конюшен стоял экипаж, полностью готовый к отбытию. Дрожащий кучер по имени Йохан поправлял упряжь. Но не это столь рассердило полковника, а то, что кучер находился под прицелом пистолета, который Вероника сжимала в обеих руках.