Лев Рыжков - Золотарь

Обратная дорога прошла без приключений. В замок мы прибыли затемно и, отужинав, завалились спать. Егеря – во флигеле, я же – один в своей необъятной опочивальне. Долго не мог заснуть, ворочался с одного бока на другой. Различные мысли проносились в голове, подобно стылым сквознякам, хозяйничающим по полам и углам циклопической моей спальни. Вспоминались события прошедшего дня. «Почему это, – размышлялось, – никто не верит, что я барон? Может, я сошел с ума и меня сдадут в дурдом? Или я сплю? Как раз нет, напротив – не могу уснуть. Неужели я настолько не похож на дворянина? Даже этот солдафон граф и тот не распознал во мне „голубую“ кровь, хотя у него на нее и „чутье“. Еще мне было чертовски неудобно перед дворецким. Так обхамить бедного, добросовестного служаку! Как школяр, при товарищах не признающий придурковатого братца. Завтра же извинюсь перед ним и прибавлю жалованья. В общем, Леопольд, меня угрызала обычная с похмелья совесть.

Я постарался подумать о приятном. Например, о той прелестной женской головке в окне графской кареты. Обуреваемый сей приятной мыслью, я уснул. Мне снилось, что я портной. Только вместо одежды примеряю туловища, приставляю их к голове миловидной Верхен. Туловища различные: изящные, не очень изящные, полные, худые. Тела, которые я примерял, были обнажены, горячи, волнующи. Неожиданно у меня в руках оказалось мужское тело: одноногое, горбатое, покрытое шерстью. Проснулся я в холодном поту.

Уже рассвело. Проснулся я очень кстати, потому что егеря вознамерились провезти меня по окрестностям, показать ущелья и водопады. Наспех позавтракав, мы выехали. От греха подальше я оставил Молнию в конюшне, оттуда же взял вполне добротного мериноса, точнее, меринос – это овца, а я взял коня какой-то восточной породы, название сложное, не запомнить, так что пусть будет меринос.

Часа четыре мы куда-то поднимались, затем опускались, проезжали вьющимися вокруг пологих гор тропками. Потом подобрались к какой-то дикой лесистой расселине, где спешились. Невозможно, Леопольд, описать красоту здешних мест. Я и не стану этого делать. Хочешь представить, как тут красиво, – купи открытку и полюбуйся. А еще лучше – приезжай в гости.

Войдя в ущелье, я попервоначалу любовался окружающими видами, машинально забираясь на водопады вслед за егерями. Когда я вскарабкался на четвертый или пятый водопад, то понял: что-то неладно. Я абсолютно не представлял себе, как буду слезать обратно. А глядя на то, куда нам еще предстояло залезть, я не мог вообразить, как мы пойдем вперед.

Когда я вспоминаю то, что ждало нас дальше, мне все еще становится немного не по себе. Представь, Леопольд, каково это повиснуть на веревке над ревущим водопадом, ногой выискивать в скале опору, а из-под ноги сыплются камешки. Однако настоящего ужаса я натерпелся, когда нам нужно было пробраться самым краем пропасти, по уступу не шире полутора пальцев, причем мизинцев. При этом ты сильно отклоняешь тело назад, ногой нашариваешь выступ, пальцами же цепляешься за какие-то еле видимые щели в камнях. Вот тогда-то я впервые пожалел, что у меня ноги, а не копыта, а на руках нет длинных когтей. Насколько сподручней было бы карабкаться в таком обличье по скалам!

Вскорости стало темнеть. Надо было выбираться из ущелья, и мы полезли вверх по лесистому склону. Это, Леопольдушка, доложу, было немного посложнее, чем карабкаться по водосточной трубе к кухаркам на второй этаж. Влезали мы нескончаемо долго, до самой темноты. Было уже совсем темно, когда мы добрались наконец к нашим коням, а я к своему мериносу. В замок мы прибыли уже глубокой ночью, уставшие и голодные. Встречать нас выбежала вся многочисленная замковая прислуга, суетясь и лопоча, накрыли нам на стол. В эту ночь я спал без сновидений, как актер анатомического театра.

На этом, дружище, пока откланиваюсь. Остальное отпишу тебе в самое ближайшее время.

Твой друг Кристоф фон Верхолаз.

P.S. А я сейчас баклана в манговом соусе ел. Очень вкусно. Хе-хе…

P.P.S. Не обижайся и не завидуй. Приедешь – еще и не такой вкуснятинкой угощу: пальчики оближешь, и не только рук, но и ног.

Кристоф – Леопольду

А теперь, дружище, придется тебе потерпеть еще немного, ибо я решил, не откладывая дела в долгий ящик, в этом же письме изложить, с чего же все началось, как я стал наследником замка, владельцем несусветных миллионов, самодуром и супостатом. А поскольку письмо мое сделалось уже чересчур объемно и его можно назвать не письмом даже, но целой бандеролью, у меня возникают справедливые сомнения в том, что ты, дружище, дочитаешь его до конца. Поэтому я распорядился: мой слуга не выдаст тебе пятьсот обещанных талеров, пока ты не дочитаешь письмо до конца в его присутствии. Не обижайся, Леопольд, но я тебя знаю как облупленного – чтение чего-либо, превышающего размером одну страницу, составляет для тебя непосильный труд. Так что потрудись, дружок, потрудись.