Варвара Мадоши - Одна сорок шестая

Куда я попал?

Что мне теперь делать?

В нашем мире я не заходил в двухъярусную квартиру на Бейкер-стрит с тех пор, как в день похорон Шерлока собрал вещи и выскочил прочь, однако помнил ее до мелочей. В здешней 221-би стоял родной и знакомый бардак. Постоянный сосед Шерлока Холмса, в отличие от меня, временного.

И череп был тот же самый. И чайный сервиз с силуэтом английских островов. Только смайлика на обоях не было. Пока.

Но со стопки книг, среди которых имелся и справочник по пчеловодству, и (удивительно!) «Криминалистика для самых маленьких», смотрел на меня прислоненный к стене портрет сэра Джозефа Белла, который, вообще-то, принадлежал мне: Гарри в шутку подарила.

Временные флуктуации, надо думать.

И я пошел на кухню заваривать чай.

Мои подозрения относительно мистера — доктора, капитана, кто он там — Уотсона, возникшие в госпитале, подтвердились очень быстро.

Мало того, что он знал меня, он знал о существовании Майкрофта. Или, во всяком случае, представлял, чем Майкрофт занимается: его взгляд на следящие за нами камеры уличного движения был весьма красноречив, он даже ухмыльнулся краем рта.

Ну братец!

Никаких опасных дел на моем горизонте не видно, а Уотсона практически шатает на ходу. Значит, это не очередная попытка навязать мне телохранителя интересным для меня образом. Однако повышенное внимание брата к «найденышу» наводит на мысли.

Опять же, какой актер! Он действительно пустил в больнице слезу на несколько секунд!

МИ-5? МИ-6? Контртеррористические подразделения? Господи, да это лучше Рождества.

Возможно, Майки просто решил сделать мне запоздалый подарок на день рождения.

Мало того, что Уотсон знал Майкрофта, он знал и мою квартиру на Бейкер-стрит.

Нет, не так. Он знал ее.

На пороге он оглянулся, принимая к сведению богемное состояние гостиной, кивнул каким-то своим мыслям, но не выразил неодобрения ни словами, ни бессловесно — странно, а внешне типичный аккуратный представитель среднего класса, даже джинсы выглажены. Задержал взгляд на портрете Джозефа Белла, который я на спор со Стэмфордом утащила из Бартса, но это, может быть, просто оттого, что пытался вспомнить, кто на нем изображен.

Затем Уотсон спокойно повесил куртку на крючок за дверью, спросил: «Чаю?» — и пошел и заварил этот чай. Именно так, как я люблю.

Нет, он уточнил для проформы, конечно, где чайник и заварка, но потом не переспросил ни разу. А разыскать их в том упорядоченном хаосе, который я предпочитаю всем иным видам организации пространства — или задача для незаурядного ума, или дело большой привычки.

К тому же, он безошибочно нашел мой любимый Эрл Грей, который я впопыхах задвинула в заднюю часть шкафа несколько дней назад, оставив спереди травяные смеси для прочистки почек, что принесла миссис Хадсон (она уверена, что у «деточки» нездоровый цвет лица).

Это уже не лезло ни в какие ворота и никакими интригами Майкрофта объяснимо не было.

А потом позвонил Лестрейд — в Брикстоне, в пустующем доме подростки нашли тело в плачевном состоянии. Без следов насильственной смерти, с дорогими запонками и набитым бумажником (подростки не позарились на ценности из-за вида и запаха тела).

Тот факт, что Уотсон подобрался и готов был выскочить за дверь вслед за мной раньше, чем я его позвала, хорошо объяснялся почти сложившейся у меня гипотезой.

День, определенно, удавался.

Очередной сюрприз был поднесен мне на блюдечке, едва только мы с Уотсоном забрались в такси. Позвонил брат. Терпеть не могу говорить по телефону, но его звонки принимаю всегда. Конечно, мелочная опека Майкрофта изрядно раздражает (хуже нашей бабушки, честное слово! «Венди, кушай кашку!»), а попытки переманить на службу к себе в департамент откровенно смешат. Но по сравнению с общим идиотизмом человечества он — меньшее зло.

Майкрофт мне равен. Всегда был, с детства.

— Моя дорогая, — проговорил Майкрофт мягко, но за его тоном чувствовалась сталь, — позволь поинтересоваться, что, по-твоему, ты делаешь?

Разумеется, говорил он о Уотсоне.

— Следую твоим намекам, милый брат, — ответила я жизнерадостно.

Уотсон покосился на меня, но на его лице отразилось только легкое любопытство.

— Каким именно? — уточнил брат с той же обманчивой мягкостью, и мною овладело неприятное предчувствие. — Я, право, не знаю, как трактовать твои действия.