Макс Фрай - Так берегись [litres]

– И это всё объясняет, – кивнул я. – Моя мёртвая леди проголодалась и вышла на охоту. То есть поехала, мать её за ногу… Слушайте, что мне делать?

– Если согласишься её навестить, это будет неоценимая помощь, – сказал Джуффин. – Но если не уверен, что сможешь держать себя в руках…

– Я не об этом спрашивал, – вздохнул я. – А по большому счёту. В принципе. Что мне делать с мёртвой леди, поездом и с собой? Но если нужна новая информация, я её навещу, конечно. Уверен не уверен, дело десятое. Если надо держать в руках, значит, буду. Должен же быть от меня какой-нибудь толк.

– Толку от тебя и так более чем достаточно, – заметил сэр Кофа. – Мои агенты продолжают наблюдать за людьми, которых ты спасал от своего наваждения. На всякий случай, потому что мне так спокойнее. Когда имеешь дело с незнакомой, неизученной магией, всегда лучше перегнуть палку; впрочем, это тебе только ленивый не говорил. В общем, что я могу сказать – отлично они все живут. И даже лучше, чем прежде. Я имею в виду, гораздо более осмысленно. Многие сразу бросились магию изучать – на эти новомодные шарлатанские курсы, но ладно, пусть так, хороших учителей пока катастрофически мало, надо хоть с чего-нибудь начинать. Несколько человек решились на серьёзные перемены в жизни, которых давно хотели, но опасались – кто-то сменил работу или открыл своё дело, кто-то уехал или собирается уезжать, одни помирились с близкими, другие, напротив, расстались, и во всех случаях перемены явно на пользу, можешь мне верить, уж я-то знаю людей.

– Вы мне об этом прежде не говорили, – оживился Джуффин. – Только, что у жертв наваждения всё в порядке, и рецидивов, похоже, нет.

– А всё потому, что не в моих привычках сообщать непроверенные сведения, – усмехнулся сэр Кофа. – Тут ведь такое дело – ничего не докажешь. Может, эти люди и без утраты силы с последующим исцелением точно так же себя повели бы. Теперь уже не узнаешь, как было бы. Но когда рассматриваешь не каждый отдельный случай, а общую картину, ясно видишь тенденцию. И мне она по душе.

– Спасибо, – сказал я. – Это и правда круто. Как-то сразу возвращается смысл. То есть ощущение смысла. Теоретически-то понятно, что он и так во всём есть.

– Ну, и что ты, в итоге, решил? – спросила Агата. И не дожидаясь ответа, поморщилась: – Ладно, можешь не говорить. Сама знаю, что ничего хорошего. Для этого и мыслей читать не надо. Достаточно тебя знать. А я знаю – лучше, чем самой хотелось бы. Что успела узнать, уже не забуду, как ты ни защищайся, сколько барьеров ни ставь.

Мы сидели в купе, снова ставшем роскошным, как декорация для съёмок кинофильма про красивую старинную жизнь. За окном было светло – впервые на моей памяти. Несколько раз я видел из окон этого поезда предрассветные и закатные сумерки, а всё остальное время снаружи царила ночь. Но сейчас был яркий сияющий полдень, и мы ехали по бескрайней равнине, заросшей жухлой травой. Больше ничего здесь не было – ни деревьев, ни человеческого жилья, ни даже каких-нибудь телеграфных столбов. Только море сухой травы под бледно-сиреневым небом и солнце в зените, ослепительное, истошно розовое, как воспалённый волдырь. Смотреть на этот пейзаж было почти мучительно, но я всё равно почему-то глаз не мог отвести.

– Это специальный неприятный пейзаж для неприятного гостя, – усмехнулась Агата. – По удачному стечению обстоятельств я однажды придумала волшебную страну Зуйфатан, жители которой не хотят, чтобы к ним ломились все подряд. И умело замаскировались: когда к границе страны Зуйфатан приближается добрый человек с благородным сердцем, он видит лесистые холмы и прекрасные замки – всё как есть. А невежественные пройдохи вроде тебя, равнодушные ко всему, кроме собственного благополучия, видят только унылую равнину и палящее солнце. И их охватывает такая печаль, что некоторые умирают от горя. А другие, покрепче, просто убегают в слезах.

Дверь купе беззвучно открылась, вошла женщина в глухом чёрном платье до пят, поставила на стол поднос с одним бокалом и, низко поклонившись, ушла. Лица у неё не было, просто гладкий блестящий овал, обрамлённый светлыми локонами, как у некоторых манекенов.

– Что, страшно? – усмехнулась Агата. – А мне очень нравится. Специально такую себе пожелала. У прислуги не должно быть лица.

– Да что тут страшного, – вздохнул я. – Тоже мне ужас – безликая тётка с подносом. Я и похуже вещи видал.

– Нашёл чем хвастаться, – поморщилась Агата. – Навидался он всякой дряни в своём дурацком волшебном мире. Воистину великий человек!