Владимир Корчагин - Подкидыш

— Приехал? Где он, разбойник?

Кирилл раскрыл дверь, вышел в прихожую:

— Здесь я. Раздевайся, проходи.

Сергей сбросил куртку, смахнул с волос капли растаявшего снега:

— А-а, жив-здоров? А я, брат… О, ч-черт! — увидел он вышедшую вслед за Кириллом Огги. — Простите, пожалуйста, не ожидал… И очень, очень рад! Там, в Прибрежном, я иногда, как бы выразиться… Словом, еще раз прошу извинить.

— Да ладно тебе! — рассмеялся Кирилл. — Вот расшаркался! Пришел — заходи, покажем интересную вещь.

— Ну уж нет! — выглянула из кухни мать Кирилла. — Сначала — за стол! Я не буду в третий раз все разогревать.

— И то верно, — согласился Кирилл. — Пора и позавтракать. Там, за столом, обо всем и поговорим.

— За стол я всегда готов! — отозвался Сергей, вновь обретая обычную самоуверенность. — Прошу вас, Огги! — согнулся он в галантном полупоклоне, пододвигая девушке стул… — И уверяю вас, Анна Николаевна кормит так, как не кормят нигде на свете.

— Ты уж скажешь! — застеснялась Анна Николаевна, поправляя скатерть. — Кормлю, как умею, голодными из-за стола не выйдете. Мужчины, поухаживайте за гостьей. Огги, голубушка, не стесняйтесь, будьте как дома.

Все расселись, голоса смолкли. В течение нескольких минут слышался лишь легкий перестук ножей и вилок.

— А что, все-таки, вы хотели мне показать? — не выдержал Сергей. — Неужели дневник?

— Да, дневник, вернее, то, что от него осталось. Всего несколько страниц. Но каких страниц! А главное — написаны они точно таким шрифтом, как те письмена, какие ты мне показывал перед отъездом, и написаны в одном из городов той исчезнувшей цивилизации, остатки которой вы так усердно раскапывали нынешним летом.

— То есть как? Ты же говорил, что это дневник матери Огги.

— Так оно и есть. А ты знаешь, где и когда родилась моя невеста?

— Так ведь вроде не принято говорить о возрасте женщины.

— А все-таки?

— Ну уж, если ты так настаиваешь, то я думаю…

— Не ломай голову, — махнул рукой Кирилл, — все равно не отгадаешь. Родилась Огги в одном из тех самых архидревних городов. И было это более десяти тысяч лет назад.

— Чего-чего?! Ты что, решил подурачить меня или сам немножко того? — покрутил Сергей пальцем у виска.

— Ни то, ни другое. А дело в том, что в одном из таких городов… Впрочем, что же я буду пересказывать, я лучше прочту уцелевшие страницы дневника. Ты не возражаешь, Огги?

— Напротив. Я хочу, чтобы об этом узнали все. Все люди Земли. Да ведь и сама мама высказала такое пожелание. Ты помнишь, чем заканчиваются ее записи?

— Да, конечно. Тогда — минуточку! — Кирилл быстро прошел в свою комнату и вынес спасенные страницы дневника вместе с переводом Огги. — Вот, уважаемый товарищ историк, — обратился он к Сергею, — оригинал текста, написанного, как ты сейчас убедишься, более десяти тысяч лет назад, а это его перевод, который я вам прочту.

— Ну-ка, ну-ка, — оживился Сергей, — послушаем, что повествуют эти страницы.

— Да, слушайте. Послушай и ты, мама, — обратился он к Анне Николаевне. — Итак, первая запись. Она, к сожалению, без начала:

— «Вновь оповестили, что интенсивность жесткого излучения из космоса…» — начал читать Кирилл, и перед глазами сидящих за столом, будто в страшном сне, поднялись тучи горячей пыли, замаячили черные стволы голых умирающих деревьев, обрушились потоки ядовитых дождей, сомкнулись каменные своды сырых мрачных подземелий, блеснули свирепые глаза кровожадных людоидов. И над всем этим — всепронизывающий страх за свою жизнь, за жизнь детей, за будущее цивилизации и еще больший страх перед намерением уйти из жизни в надежде перенестись в неизвестное будущее.

— «…А если — мало ли что может быть — ты окажешься среди людей, а нас с папой уже не будет, расскажи им, этим людям далекого будущего, обо всем, что здесь написано, не дай им пережить того, что переживают сейчас наши соотечественники за бесчисленные ошибки своих предков», — закончил Кирилл и обвел глазами притихших слушателей.

Никто не произнес ни слова. Огги сидела бледная, неподвижная, застывшая как изваяние, Анна Николаевна поспешно вытирала глаза кончиком фартука, Сергей нервно покусывал губы, крепко, до побледнения, стиснув на коленях пальцы рук.

И в этот миг, словно сигналом оттуда, из загнавшей себя в тупик гибнувшей цивилизации, раздался в прихожей резкий повелительный звонок.

Кирилл встал. Но Анна Николаевна опередила его:

— Сиди, я открою.

Все почему-то насторожились, словно в предчувствии неясной надвигающейся беды. А из прихожей донесся низкий гнусавый голос: