Владимир Корчагин - Женщина в черном

Никита находился сзади нее и потому не мог видеть лица женщины, но, судя по очертаниям фигуры, тяжелой, шаркающей походке, низко склоненной голове и согбенной позе, можно было не сомневаться, что это была она, та самая монахиня, которую он встретил здесь два дня назад. Теперь, когда он узнал, что на той стороне, куда направлялась женщина, был действующий монастырь, не было ничего удивительного, что именно туда шла старая монахиня. Но почему она снова оказалась у дачи Гридиных? И главное, опять в тот момент, когда он только что расстался с Ингой…

— Ну, как, узнал ты у Инги, чем занимается ее дед-академик в своих пенатах? — подступил Олег с расспросами, едва они встретились в университетском парке.

— Нет, она сама не знает, — нехотя ответил Никита.

— Вот-вот! Я так и думал. А ты в прошлый раз чуть ли не защищать его собрался. Нет, дружище, если он от родной внучки скрывает суть своих исследований, то, сам понимаешь…

— Не торопись делать выводы, Олег. Все очень не просто в семействе Гридиных. Гибель сына со снохой не прошла бесследно для академика. Да и сама эта трагедия, похоже, окутана какой-то одному Гридину известной тайной.

— Что тут может быть таинственного? Все знают, что машину Гридиных сбил самосвал. Водитель его ничего не скрывал, нигде не прятался. ГАИ установила, что все дело было в неисправных тормозах. Шофера судили, дали срок. Все ясно как божий день.

— Ну, это еще как сказать. Иногда то, что кажется слишком ясным, и скрывает самую большую тайну.

— Да брось ты! Какую тайну? Просто Гридину выгодно напустить вокруг себя побольше туману.

— Зачем ему это?

— Как зачем? Чтобы такие, как мы с тобой, поменьше нос в его дела совали. Ты вот хотел выяснить, чем он занимается в своей домашней лаборатории. А что получил? Очередную байку о какой-то тайне.

— Что значит получил? От кого получил? Мы, кажется, не о Гридине, а об Инге говорили.

— Ну, брат, яблоко от яблони…

— Ты просто не знаешь Ингу.

— А ты успел узнать?

— Да. И не хотел бы, чтобы ты говорил о ней в таком тоне.

— Ну, хорошо, оставим Ингу. Может, она в самом деле ничего не знает. Но Гридин! Ты что, не слышал, что сейчас в городе только и разговоров что о каком-то «монстре Гридина», которого он якобы прячет у себя на даче.

— И ты веришь в это?

— Верю не верю, — пожал плечами Олег, — а сам понимаешь, слухи на пустом месте не вырастают. Нет, Гридина пора призвать к порядку. И категорически потребовать от него прекращения всех работ по воздействию на генотип человека. Потому что такое беспардонное вмешательство в святая святых природы не только неразумно, противоестественно, но и глубоко безнравственно, наконец просто грешно!

— Грешно?! Ты что, в Бога поверил?

— А ты совсем не веришь?

— Как тебе сказать… Мне иногда и хочется поверить. Но при современном уровне знаний об окружающем нас мире в нем просто нет места для Бога.

— Ну не скажи! Именно современный уровень знаний и заставляет людей снова обратиться к Богу. Я имею в виду, конечно, не евангельские догматы о том, что некогда существовал Иисус Христос, что он воскрес из мертвых, вознесся на небо и снова вернется на Землю, чтобы судить живых и мертвых. Я говорю о все усиливающейся вере в то, что существует какая-то всемогущая сила, какой-то высочайший вселенский разум, который и управляет всем, что происходит в мире.

— Что же это за сила?

— Не знаю. И никто не знает. Можно назвать ее Богом. Можно никак не называть. Но не верить в нее невозможно. Ты в курсе, конечно, что структура всего материального мира, начиная с атомного ядра и кончая всеми галактиками Вселенной, покоится на семи так называемых мировых фундаментальных константах, отклонение от которых даже на ничтожнейшую величину привело бы к развалу всего сущего.

— Да, я читал об этом.

— Но как были подобраны эти константы? Возникли чисто случайно? Но ведь их целых семь! Возможно ль, чтобы семь абсолютно независимых и в то же время теснейшим образом связанных друг с другом величин установились в результате слепого случая?

— А почему бы нет? И нечего тут привлекать какой-то вселенский разум. Почему просто не допустить, что были возможны любые значения этих констант. Но все миры, подчиненные этим, другим константам — миллиарды миллиардов миров! — оказались нежизнестойкими, а сохранился лишь мир, в котором случайно — да, случайно! — константы получили значения, которые могли обеспечить его устойчивость.