Владимир Корчагин - Женщина в черном

— Не то чтобы не получалось. Все сделано вроде бы как надо, но… К сожалению, есть вещи, которые от меня не зависят.

— Мне этого не понять?

— Нет, почему же. Я объясню вам все, — оживился Никита, радуясь возможности разрядить возникшую между ними неловкость. — Но придется начать издалека. Я заинтересовался методикой открытия нефтяных месторождений. Нефть, как вы знаете, залегает глубоко под землей, на глубинах четыре, пять и более километров. Как же ее найти? Как определить, где пробурить нефтяную скважину? Были времена, когда их бурили вслепую, где придется. И иногда действительно наталкивались на нефтяной пласт. Но чаще получали лишь воду, а то и вовсе ничего. Позднее геологи установили, что нефть скапливается главным образом в куполообразных поднятиях земных пластов по той простой причине, что, плавая на воде, она всегда стремится подняться как можно выше, а стенки купола не дают ей уйти ни вверх, ни в стороны. Теперь стали разбуривать именно такие куполообразные структуры. Количество пустых скважин резко сократилось. Но это не решило проблемы. Часто и купола оказываются без нефти. А бывает и наоборот: нефть залегает и в горизонтально лежащих пластах. И вот мне в голову пришла идея: нельзя ли в самих нефтяных залежах найти нечто такое, что можно было бы определить с поверхности земли. Оказалось, такая зацепка есть. В любой залежи нефть соприкасается с водой, как бы плавает на воде. И в местах их контакта образуются чрезвычайно активные вещества, которые растворяют даже такие прочные минералы, как кварц и полевой шпат.

В результате значительная часть этих минералов выщелачивается из породы и образуются разуплотненные пласты. Зато ниже, куда уходят вновь возникшие растворы, происходит обратное осаждение кварца и полевого шпата и образуются сильно уплотненные горизонты. И вот эти зоны выщелачивания и уплотнения, которые с помощью соответствующих геофизических приборов можно обнаружить даже с поверхности земли, и могли бы, на мой взгляд, стать надежными индикаторами нефтяных залежей.

— Так в чем же дело?

— А в том, что все это просчитано только на бумаге, промоделировано в лабораторных условиях. А как будет на практике? Чтобы решить это, нужен производственный эксперимент. Но не могу же я сам, своими силами, пробурить скважину глубиной в два-три километра! Необходимо, чтобы кафедра попросила об этом какую-нибудь геологическую экспедицию. А вот этого-то я и не могу добиться.

— Почему же?

— Не верят мне старики. Считают все это малодоказательным. Не хотят рисковать. И вот завтра или послезавтра на заседании кафедры должно быть принято окончательное решение.

— А если и завтра они не согласятся с вами?

— Может вся работа пойти прахом.

— И вы смиритесь с этим?

— Нет, Инга. Я не из тех, кто сдается при первой неудаче. Буду бороться до конца. Не получится здесь — снова уеду в какую-нибудь экспедицию, постараюсь там доказать свою правоту.

— Уедете совсем? — воскликнула Инга упавшим голосом.

— Кто знает, как получится? Но это в крайнем случае. В моем распоряжении еще полгода, и я не теряю надежды переубедить стариков.

— Помоги вам Бог, Никита. Теперь я знаю о ваших главных заботах. Отныне это будут и мои заботы. Но мне хотелось бы немного знать и другое: кто ваши родители, что у вас за семья, с кем вы дружите, как проводите свободное время?

— Родители мои, как и ваши, давно умерли. Никакой семьи у меня нет, живу в аспирантском общежитии. О свободном времени могу только мечтать. Дружу с таким же неугомонным аспирантом с кафедры общей физики, который и помог мне в математическом обосновании моего метода.

— Это ваш лучший друг?

— Как вам сказать… Ведь настоящая дружба — это так много. Это нечто такое большое, что… Ну а Олег… Во всяком случае, это единственный близкий мне человек. Кроме него, у меня нет здесь даже просто хороших знакомых. Впрочем, вру! — улыбнулся Никита. — Сегодня я познакомился с одним действительно хорошим человеком.

— Он тоже аспирант?

— Нет, он даже еще и не школьник. Я познакомился с ним на рынке… — И Никита рассказал о своей встрече с Колькой.

Глаза Инги потеплели.

— Вот вы, оказывается, какой!

— А что, я сделал что-то не так, как надо?

— Нет, вы сделали именно так, как надо. Как, по-моему, надо. И я немного больше знаю теперь вас. Только хотела бы еще спросить… В прошлый раз вы просто поразили меня своим жизнелюбием, своей верой во все хорошее, доброе, светлое. Но что все-таки радует вас в нынешней жизни? И неужели ничего не тревожит, кроме этого злополучного производственного эксперимента?