Артур Крупенин - Ave Caesar! (Дело о римской монете)

Надо сказать, Стольцев забрел сюда не случайно – этруски имели непосредственное отношение к его нынешнему визиту в Рим, но об этом он позже расскажет на симпозиуме. А пока Глеб шел, с интересом разглядывая относительно современные фасады, силясь представить, как во времена Цезаря выглядел этот римский Бродвей, по обеим сторонам которого когда-то располагались самые дорогие в древнем городе магазины. Как легко догадаться, всей торговлей здесь исконно заправляли давшие название улице этруски, заслуженно слывшие непревзойденными мастерами ремесел и прожженными торгашами, ломившими немалые деньги за любую мелочь. Марциал, гений античной эпиграммы, некогда жаловался, что был готов купить своей возлюбленной все что угодно, даже целую горсть изумрудов, но только не модную шмотку в заоблачно дорогих лавках на улице Этрусков.

Забавно, но с тех пор ценовая политика относительно одежды модных итальянских марок, в сущности, не изменилась. В свой прошлый приезд Глеб прошелся по Виа-Кондотти, давно превратившейся в современный аналог Vicus Tuscus и пестревшей вывесками «Армани», «Прада», «Труссарди» и прочими. К своему глубокому сожалению, рассмотрев ценники, Глеб обнаружил, что может себе позволить разве что брючный ремень, да и то с двукратной уценкой. Впрочем, в отличие от абсолютного большинства соотечественников он стремился в Италию вовсе не за модной одеждой. Ведь если у россиянина еще и был шанс прикоснуться к греческой истории у себя дома в Северном Причерноморье, то, для того чтобы припасть к истокам Рима, нужно было ехать сюда и только сюда. Что Глеб и делал при любой возможности.

На обратном пути, уже в двух шагах от скромного отеля, стоящего далеко за пределами старинной крепостной стены, Глеб наткнулся на посудную лавку, где приобрел очаровательный набор из миниатюрного подноса и двух крохотных керамических чашек, идеально подходящих для ристретто. Он уже давно искал нечто подобное, поскольку, будучи настоящим эстетом, не переносил вида этого «самого итальянского» кофе на дне демитассе, исконно предназначенной для стандартного эспрессо.

Покончив с покупками, Глеб решил еще немного пройтись в поисках симпатичной траттории, где можно было бы отобедать. Вскоре он набрел на премилую вывеску на дверях очередной забегаловки. Да, сюда точно стоит зайти. Скрупулезно изучив меню, Глеб заказал пол-литра разливного вина и фирменное предложение от шефа – пасту с кабанятиной. Жизнь сразу показалась прекрасной и удивительной.

Alla salute! [4] – мысленно чокнулся сам с собой Глеб и очень пожалел, что ему не с кем разделить радость наслаждения моментом.

Ближе к вечеру, прихватив бутылку «Столичной», он постучался в дверь гостиничного номера, где остановился Ди Дженнаро. Ему открыла улыбающаяся незнакомка с бокалом в руке. Внутри стоял многоязыкий гвалт и запах разлившегося по столу спиртного. Интернациональная вечеринка была в самом разгаре.

Завидев Стольцева, дон Пьетро кинулся к нему и стиснул в железных объятиях. Глеб с удовлетворением отметил про себя, что, несмотря на продолжительность медвежьих ласк итальянца, он в очередной раз смог наглухо зашториться, избежав видений.

Ди Дженнаро был личностью чрезвычайно колоритной. Необыкновенно энергичный и моложавый, он в свои шестьдесят выглядел просто красавцем: короткие, вьющиеся волосы с благородной проседью на висках, нос с небольшой горбинкой, дочерна загорелое лицо с ярко-синими глазами и ослепительно-белые зубы – злые языки поговаривали, что искусственные. Картину довершали модные дизайнерские очки, которых в коллекции дона Пьетро насчитывалось по меньшей мере десятка три.

А главное, итальянец был настоящей звездой археологии, почетным членом бесчисленного множества академий и научных обществ. Впрочем, у Пьетро Ди Дженнаро имелись и свои слабости. В душе он был авантюристом похлеще Шлимана и мог не моргнув глазом подтасовать исторические факты для подтверждения своих научных теорий. А еще дон Пьетро очень не любил делиться славой с коллегами.

Ну а вне археологии итальянец слыл утонченным бонвиваном, отъявленным забиякой и неисправимым донжуаном. В редкие часы досуга во времена совместной экспедиции в Тоскане убежденный холостяк Ди Дженнаро наставлял своего младшего российского коллегу, как следует составлять расписание полевых работ, чтобы и дело сделать, и не одичать.

– Послушай, amico [5], – поучал он на смеси английского с итальянским в ту пору еще не женатого Глеба, – на каждом archaeological site [6]нужно завести не менее двух интрижек. Одну – с кем-то из участниц экспедиции, а другую – где-нибудь на стороне.