Константин Соловьев - Prudentia [litres]

Под яростным огнем крепостных кулеврин, вспахивающих землю, пехота не могла подобраться к полыхающей машине, чтоб забить пламя, но некоторые собратья мессира Лоренцо проявили свойственную рыцарям смекалку – стали забрасывать горящий доспех землей, резко ударяя ногами по грунту. Отчасти это помогло, огонь удалось прибить. Гримберт даже успел заметить, как из выжженной бронекапсулы вниз рухнуло тело в тлеющем гамбезоне – несчастный мессир Лоренцо – и, визжа от боли, принялось кататься по земле, не обращая внимания на рассыпающиеся вокруг него фонтанчики. «Может, и выживет, – рассеянно подумал Гримберт, – если не сильно обгорел и если его слуги отличаются достаточной преданностью, чтоб вынести своего господина из-под огня. А может, нет». На все воля Господа, и, судя по тому, что он увидел, этим днем Господь пребывал не в лучшем настроении.

Спустя секунду он уже думать забыл про мессира Лоренцо. У него и без того оказалось чертовски много дел.

Они продвигались вперед, но медленно, медленно, платя щедрую дань за каждый пройденный метр.

Может, лангобарды не были великими знатоками по части баллистических вычислений и не разбирались в их тонкостях, но их крепостные пушки, великолепно пристрелянные за многие годы, били безжалостно и остервенело, заставляя боевые порядки колебаться, сбрасывая скорость. Здесь, на подходе к крепостным стенам, лангобардским канонирам уже не требовалось никакого искусства – это была стрельба в упор, как охота на уток в графском пруду…

Сталь сшибалась со сталью, окутывая бредущие по перепаханному полю механические фигуры облаками осколков и огненными сполохами. Ярость против ярости. Благородное безумие боя против отчаянной храбрости. В противостоянии материалов обладающий наименьшим запасом прочности должен пасть. Грубый закон жизни, совсем не похожий на изящные законы Святого Престола. Гримберт знал, что справедлив он и в отношении людей.

Но у стали, как и у плоти, есть свой предел. Кто-то из рыцарей уже замер неподвижным изваянием, точно огромная статуя, распространяя вокруг себя черный дым сгорающих внутренностей. Кто-то рухнул, испещренный пробоинами, чтобы больше никогда не подняться.

– Грязные еретики! – «Багряный Скиталец», получив несколько касательных попаданий в грудь, зашатался, но не упал. – Я думал, нас ждет добрый прием, но что-то не вижу, чтоб нас угощали вином и хлебом, как полагается среди гостеприимных хозяев, пока что чаще встречается свинец…

– А ты ожидал, что врата Арбории распахнутся перед нами, как лоно добродетельной маркитантки? – усмехнулся Гримберт. – Не переживай, лангобарды просто играют свою роль. Не могут же они сдать ворота без боя!

«Просто играют роль, – мысленно повторил он уже самому себе, ощущая неприятную сухость в горле. – С Клефом все условлено. Как и все варварские князьки, он не имеет ни на денье гордости, зато чертовски жаден и готов поступиться чем угодно, чтобы набить кошель. Но его варварской душе, должно быть, претит оставлять поле боя противнику так запросто, вот он и изображает настоящее побоище, устроив пальбу изо всех орудий».

– Мы потеряли уже полдюжины машин, дороговато для спектакля, – мрачно заметил Магнебод, метким точечным выстрелом прямиком в бойницу превратив в золу и щепки укрывшуюся там серпантину вместе с обслугой. – Даже в Салуццо не было так жарко!

Гримберт раздраженно скрипнул зубами. Люди, неспособные видеть план в целом, замечающие лишь отдельные его детали, зачастую так же бесполезны, как кинжал без рукояти или телега без колес.

– Все закончится, как только мы возьмем ворота, – нетерпеливо отозвался он. – Просто проложи моим рыцарям дорогу внутрь и сам не заметишь, как все будет закончено.

– Если Лауберу хотя бы вполовину тяжело, как нам сейчас, мне уже его жаль…

Гримберт помрачнел, но смолчал. Несколько раз, пользуясь передышкой в бою, он пытался определить, что творится на юго-востоке, но даже мощные радары «Тура» были бессильны ему помочь. Небо над городом кипело от струй раскаленной плазмы и звенело в невидимом спектре от плотности электромагнитного излучения. Даже воздух настолько ионизировался, что почти не годился для дыхания. Радары показывали лишь бессмысленные россыпи алых мазков.

– Вперед, черт возьми! За Турин! Круши!

Магнебод был первым, оказавшимся у бреши. Под шквальным огнем фланкирующих батарей он в несколько огромных шагов подошел вплотную и, прежде чем кто-то из защитников успел спохватиться, выпустил ревущую огненную струю внутрь прикрывающих ворота капониров. В бетонных коробках что-то затрещало, как в гаснущей масляной лампе, и наружу сквозь бойницы устремились трепещущие в горячем ветру хлопья свежего пепла – то, что осталось от наводчиков и обслуги.