Константин Соловьев - Prudentia [litres]

Самоубийственная атака. Вполне в варварском духе.

«Варвары, – брезгливо подумал Гримберт. – Не имеют ни малейшего представления о тактическом планировании, однако компенсируют все своим животным напором и наглостью. Черт возьми, иногда у них это даже получается».

Вражеские орудия выглядели несуразно и примитивно, точно изготовили их не профессиональные пушкари, а кузнецы прямо в деревенской кузне. Скрепленные ободами, зияющие множеством заклепок, они, пожалуй, могли бы разлететься от собственного выстрела. Едва ли они могли представлять опасность для брони «Золотого Тура», усиленной металлокерамическими пластинами и динамической защитой на самых опасных направлениях, но Гримберт не собирался подпускать противника в упор, чтобы проверить это.

Элеваторы «Золотого Тура» без лишнего приказа подняли из боеукладки бронебойный снаряд и отправили его в патронник. Сыто лязгнули затворы. Система управления огнем коротко отрапортовала о готовности. Она могла бы сама поразить цель, не требуя дополнительного приказа, но Гримберт не отказал себе в удовольствии лично нажать на спуск.

«Золотой Тур» мягко качнулся на своих ногах, а Гримберта ощутимо тряхнуло в коконе из амортизирующих нитей внутри бронекапсулы. Несмотря на исполинскую массу, невзирая на противооткатные системы миланских мастеров и множественные амортизаторы, отдача главного калибра была столь сильна, что сотрясла все тело до основания, заставив его собственные зубы звенеть в челюсти. Но его противнику пришлось куда хуже.

Лангобардская машина, несущаяся на него со скрежетом изношенных частей, замерла посреди улицы, словно врезавшись на полном ходу в препятствие. Веером брызнули размозженные и проломленные бронеплиты, за ними на землю посыпались ворохи быстро гаснущих искр. Бронированная стальная кираса, украшенная безыскусными варварскими знаками, лопнула по сварным швам, обнажая истекающие смазкой и охлаждающей жидкостью потроха трубопроводов и поршней.

Лангобардский рыцарь рухнул боком на какую-то лачугу, раздавив ее собственным весом. Его орудийные системы оказались на удивление живучими – Гримберт видел, как бессмысленно дергаются стволы уцелевших орудий, пытаясь разглядеть «Тура» в густом тумане из дыма и глиняной крошки.

Очень по-варварски. Очень глупо.

Чтобы не тратить бронебойный снаряд, Гримберт полоснул по поверженному врагу лайтером. Луч сверхвысокой энергии вспыхнул так ярко, что весь окружающий мир на две десятых доли секунды погрузился во тьму, это предохранители «Тура» пытались защитить нервную систему Гримберта от излишне интенсивного светового излучения. Но зрелище все равно было прекрасным. Ослепительно яркое копье, состоящее из гудящего света, ударило поверженного лангобарда в смятый торс и раскроило поперек, выворачивая броневые плиты в водопаде рассыпающихся искр и брызг раскаленного металла.

Лангобарду повезло второй раз, луч не задел его бронекапсулу, хотя почти срезал орудийную башню с плеч. Будь на его месте кто-то посообразительнее, возблагодарил бы Господа за спасение, но варвар был слишком глуп, чтобы воспользоваться плодами своей удачи. А может, еретические божки, изваяния которых виднелись на смятой и черной от копоти броне, обещали ему райское блаженство сразу после смерти…

Беззвучно лопнувшие пиропатроны заставили люк бронекапсулы отлететь в сторону. Вслед за ним показался и владелец, облаченный вместо рыцарского гамбезона в какие-то пестрые варварские одежды. Залитый кровью, полуослепший и шатающийся, он вывалился наружу, то ли пытаясь спастись бегством, то ли всерьез полагая, что в силах причинить кому-то вред. Но туринские пехотинцы, прикрывавшие ноги «Тура», не позволили захватить себя врасплох. Сухо треснули аркебузы – и лангобард повалился лицом вниз, разметав руки. Кто-то из пехотинцев небрежно проломил ему голову шестопером.

Это позабавило Гримберта, но улыбка почти сразу сошла с его лица, когда он заставил себя вновь погрузиться в бой, анализируя бесчисленные рапорты «Золотого Тура» и пытаясь составить из них, как из лоскутов, цельную картину.

Улицы Арбории уже ничем не напоминали кривые и в то же время аккуратные абрисы, показанные проектором в шатре сенешаля. Они крошились на глазах, точно древние кости, на которые кто-то раз за разом обрушивает чудовищные по силе удары. Лопались кирпичные и глиняные фасады, сползая на мостовую лавинами битого камня. Грохотали ломаемые пополам перекрытия. Автоматические пушки с остервеневшим лаем сметали целые этажи, потроша глиняные хибары, точно рыбу, и выметая на улицу сор вперемешку с обрывками человеческих тел.