Константин Соловьев - Prudentia [litres]

«Черный Зверь» бесславно погиб, размозженный, когда на него обрушили подорванную зарядом крепостную башню – лавина из камня смяла бронированную машину, как старый желудь. Увлекшийся преследованием лангобардов «Бронзовый Мститель» оторвался от других рыцарей, увяз в развалинах глинобитных хижин где-то на окраине и был забросан гранатами. Ему на помощь двинулись было «Стенобой» и «Лионский Волкодав», но тут же переломали ноги в хитроумно замаскированных ямах-ловушках, вырытых прямо под мостовой.

Еще худшая кончина ждала «Уриила», ведомого Хлодионом, бароном Габрио. Одержимый жаждой мщения за своих погибших братьев, он бросился напролом сквозь переулки и оказался в засаде, отрезанный сразу тремя лангобардскими машинами.

Они не шли ни в какое сравнение с его доспехом, созданным лучшими мастерами Базеля. Не обладающие ни тяжелым оружием, ни мощной броней, щеголяющие вместо элегантных сигнумов на броне пятнами ржавчины и похожие на мелких шакалов, осадивших гордого льва, они, тем не менее, обладали тем, чем не обладал сам мессир Хлодион. Боевой слаженностью, звериным напором и дерзостью. Рыцарская ярость столкнулась с яростью варварской, но точка ее плавления оказалась, к несчастью для него, немногим ниже.

Напрасно грозный «Уриил» метался вдоль переулка, пытаясь поразить своих более проворных врагов, напрасно крушил здания огнем своих смертоносных минометов, лангобардские машины безостановочно жалили его точечным огнем своих орудий и мгновенно уходили в мертвую зону, сменяя друг друга. К тому моменту, когда подошедшая подмога отогнала мерзавцев, доспех уже не подавал признаков управляемости, привалившись к стене и чадя густым дымом. Сам мессир Хлодион, извлеченный пехотинцами из дымящегося панциря, был еще жив, но Гримберт сомневался, что тот когда-нибудь сможет возобновить рыцарскую службу – разве что ему придется сконструировать себе новую бронекапсулу под размер своего тела, лишившегося и рук и ног.

Гримберт рычал от злости, наблюдая за тем, как исчезают все новые и новые пиктограммы. Если подобный ад открылся за юго-западными вратами, что же тогда творится у юго-восточных? Может, Лаубера и вовсе нет в живых? Это было бы скверно. Это нарушило бы план.

План. Впервые это слово показалось ему не таким изящным, как прежде. Даже неприятным на вкус, как испорченный плод, слишком долго провисевший на ветке и успевший напитаться гнилостными соками.

Его план. Он учитывал все, что только можно учесть. Кропотливо спроектированный, он был произведением оперативного искусства, но ошибки вновь наслаивались на ошибки – и вот уже его выверенный ход превращается в хромающий судорожный бег, как у рыцаря с поврежденной ходовой частью.

Гримберт тяжело дышал, несмотря на то что «Золотой Тур» насыщал его легкие очищенным и охлажденным воздухом с достаточным количеством кислорода. Лаубер не должен был погибнуть в Арбории. Это тоже было частью плана – той самой, которой он не поделился даже с ближайшими рыцарями.

Лаубер, граф Женевский, обретет куда худшую кончину – это уже определено.

После неудачного штурма Арбории, который обернется кровавой катастрофой для императорской армии и ужасными потерями у многих, очень у многих коронованных большими и малыми коронами господ, неизбежно возникнет вопрос: а кто несет ответственность? Кто виноват в том, что цвет имперского рыцарства оказался растерзан еретиками в бездарно спланированном штурме, который и вовсе неминуемо окончился бы полным разгромом, кабы не маркграф Турина? Поначалу этот вопрос будет звучать негромко и осторожно, но рано или поздно начнет приобретать необходимую громкость. Достаточную даже для того, чтоб его расслышал сам господин императорский сенешаль.

Слухи поползут все быстрее, не разбирая границ латифундий и феодов, титулов и званий. Поползут ядовитыми змеями через пронизанный похотью и секрециями шелк развратных будуаров, через строгие канцелярии и кабинеты, через несокрушимые замки и гулкие погреба. Их семена упадут на благодатную почву, щедро посыпанную прахом заживо сгоревших рыцарей.

Слухи эти Гримберт давно подготовил – уже назначены люди, которые станут осторожно нашептывать нужные слова в нужные уши, а тем, кто мог бы их пресечь, выплачены щедрые дары из маркграфской казны. Слухи будут тревожными и нехорошими, но один из них, самый ужасный, будет виться над империей с настойчивостью трупной мухи.

Что, если Лаубер, граф Женевский, сам же и виноват в разгроме? Что, если он нарочно заманил основную часть императорской армии внутрь Арбории, чтоб перебить как можно больше сторонников его императорского величества? Это он разрабатывал план битвы и увлек на свою сторону сенешаля. Это он повел солдат прямиком на убой – на кривые ножи и мины лангобардов.