Константин Соловьев - Prudentia [litres]

Его панцирь уже не был золотым, во многих местах полированную поверхность брони изуродовали шрамы и вмятины, а там, где покрытие уцелело, оно казалось не золотым, а цвета горелой кости.

Гримберт уже не пытался держаться в авангарде, как сперва. Может, лангобарды посредственно разбирались в тактике, но их дикарские инстинкты безошибочно подсказывали им, кто вожак этой стаи, вторгшейся в их родной мир. Стая эта, хоть и выглядела сильно потрепанной, еще сохраняла порядок и управляемость, пусть даже потеряв приличную часть своей огневой мощи. Она яростно огрызалась сталью и огнем, продираясь все глубже в лабиринт из улиц и пылающих руин. Сама себя загоняя в ловушку.

Невысокие глиняные домишки Арбории едва доставали до плеча «Туру», но вместе с тем служили отличными местами для засады. С верхних этажей под ноги рыцарям Турина то и дело летели гранаты, а окна служили превосходными бойницами для ручных кулеврин и динамо-реактивных ружей, которых у лангобардов было в избытке. Рыча от злости, Гримберт полосовал дома пучком сверхвысокой энергии, превращая их в спекшееся от жара глиняное месиво с пропеченной человеческой начинкой.

Фугасные снаряды с контактным взрывателем не всегда срабатывали, мягкая глина местных хижин не могла служить для них достаточным препятствием. Но если срабатывали, то превращали дом в подобие кипящего вулкана, изрыгающего из себя обломки вперемешку с человеческими телами. Тех, кто выбирался из-под завалов, Гримберт с удовольствием топтал ногами, превращая в вязкую алую накипь на мостовой. Многотонные ноги доспеха не ощущали при этом ни малейшего сопротивления, зато сам Гримберт испытывал искреннее удовольствие – это помогало отвлечься от мыслей, которые наседали все сильнее с каждым пройденным по пылающему городу шагом.

Проклятые варвары.

Чертовы недоумки.

Почему они не отступают? Почему так ожесточенно держатся за каждый дом и каждую улицу, оседая безвольными грудами мяса от попадания крупнокалиберных пуль или превращаясь в пепел внутри огненной бури? Неужели они и впрямь считают, что их примитивные пушки сдержат поступь огромной императорской боевой машины, крушащей все на своем пути? Проклятая варварская самоуверенность слепила их, мешая видеть очевидные для Гримберта логические и тактические выкладки.

Кто виноват в том, что план оказался спутан и смят? Цепь досадных совпадений? Роковая случайность? Может, это Господь простер свою невидимую руку, чтобы самолично спутать планы маркграфа Гримберта? Нет. Едва ли. Гримберт ощутил, как легкие распирает ядовитым выхлопом, будто к ним подключили систему охлаждения «Тура».

Клеф. Вот то слово, которое раз за разом приходило ему на ум, когда он видел очередного рухнувшего рыцаря.

Клеф. Лангобардский князек, подобно Лауберу мнящий себя самым большим хитрецом. Вспоминая его самодовольное лицо, Гримберт боролся с желанием выместить злость на уцелевших домах, обрушив на них всю свою огневую мощь. Этот тип с самого начала показался ему удивительно смышленым и покладистым для варвара. Обученный грамоте, сдержанный, спокойный, он с интересом внимал словам Гримберта, легко усваивая детали плана, который ему суждено было воплотить.

Тем более, что его роль не отличалась большой сложностью. Встретить войско Лаубера у юго-восточных ворот и заставить его умыться кровью. После чего отступить из города, воспользовавшись подготовленными Гримбертом лазейками. У Клефа был повод сыграть эту роль безупречно. В придачу к золоту, отчеканенному в венецианской монете, он мог рассчитывать на славу военачальника, разгромившего франков, – весьма хороший куш для феодала его уровня.

План был безупречен, но в нем уже зияла одна огромная, как пробоина от десятидюймового снаряда, прореха. Лангобарды не отступали. Втягивая туринское воинство в городские бои, терзая его бесконечными фланговыми ударами и ложными отступлениями, они выпускали из нападающих силы подобно тому, как опытный мясник выпускает кровь из только что забитой свиньи. Вместо оговоренной имитации сопротивления они бросились на рыцарей Гримберта, словно на заклятых врагов. Вместо бегства – устремлялись в яростные контратаки, медленно истощая резервы рыцарей и пехоты.

«Почему они не бегут? – подумал Гримберт, размолотив в упор примитивную бомбарду лангобардов вместе с обслугой. – Почему не отступают? – Он всадил в упор фугасный снаряд в огрызающуюся огнем башню, отчего та лопнула изнутри, прыснув во все стороны дымящимся камнем и цементной крошкой. – Почему?» – И пинком тяжелой лапы опрокинул легкий вражеский трицикл.