Ольга Хожевец - Отрыв [СИ]

Я не слушал. В тех сухо падающих, как песчинки, словах всё равно не содержалось ответа.

За что?!

Я отчаянно желал выплеснуть свой вопрос, выговорить пляшущими против воли губами, прокричать его изо всех сил, так, чтобы не дать отмахнуться, чтобы мне не смогли не ответить - хоть кто-нибудь.

И понимал, насколько глупо это желание.

И когда полковник, дочитав приказ, отстранённо поинтересовался: "Сказать что-нибудь имеешь?" - я только мотнул головой.

Не может быть, чтобы всё вот так закончилось.

Не может быть.

Потом я услышал "товсь", "цельсь", заглянул в черные дыры огнестрельных дул.

И понял - может.

Короткий миг паники обрушился калейдоскопом беспорядочно мельтешащих мыслей - надо что-то делать, срочно, скорее, потому что будет поздно, уже почти поздно; просить, умолять, задержать, оттянуть, - ошибка, это же ошибка! Пусть не сейчас, только не сейчас, надо остановить, любой ценой...

Я сжал зубы.

Команда "пли" слилась с оглушительным, нестерпимым грохотом ружейного залпа, взорвавшим пространство, разодравшим воздух возле моей головы; я зажмурился - с опозданием, ещё не осознав этого опоздания, не осознав, что почему-то продолжаю жить, что слышал залп, который услышать не был должен...

Не знаю, как я устоял на ногах.

- Налее-во, - невыразительно, будничным тоном проронил полковник.

Налево.

- Ша-агом арш. Стой. Налее-во. Вперёд...

Моё тело, как механический манекен, продолжало выполнять команды, шагало и поворачивалось - словно бы даже без моего участия; я чувствовал себя расстрелянным, я остался лежать на растрескавшемся асфальте, истекая кровью - а тело уже спускалось по лестнице в ставший привычным полумрак гауптвахты, неуверенно нащупывая ногами каждую ступеньку. И только в камере это раздвоение ушло, рассосалось, сметённое навалившейся усталостью - и ощущением нескончаемого кошмарного сна, из которого мне не удаётся вырваться никак.

- Ну что, герой? - взметнув вверх круто изломанную бровь, поинтересовался Мосин; голос его звучал зло и раздражённо. - Как тебе мой урок номер раз? Дошёл до печёнок или нет?

Я выдавил:

- Дерьмо.

Короткий, злой удар в солнечное сплетение заставил меня задохнуться от боли; второй отбросил спиной на стену, вышибив остатки воздуха из лёгких. И тут же кулак полковника врезался мне в живот - ещё, ещё и ещё; под горло подкатил комок тошноты, в глазах потемнело, в мозгах - тоже; получив напоследок подлый удар в пах, я скрюченной запятой сполз по стене, обдирая робу о шершавый бетон.

Мосин за моими судорожными попытками глотнуть воздуха наблюдал с брезгливым интересом - будто на букашку полураздавленную смотрел. Убедившись, видимо, что прямо сейчас я коньки откидывать не намерен, он неторопливо огляделся, уселся на топчан, уперев ладони в широко разведённые колени, расставив локти - в такой позе был изображён на картине какой-то древний полководец, я уже забыл, какой.

- Это даже не урок, - сказал он. - Так, приведение в чувство. Ты хоть понял, за что получаешь?

На ноги я поднимался, упираясь лопатками в стену, крепко закусив зубами губу, чтобы не завыть; моё подобие защитной стойки вызвало бы смех, пожалуй, у любого - не специалиста даже, просто у человека, хоть раз в жизни видевшего рукопашные бои. Ответить Мосину я не мог - боялся разжать зубы - но головой дёрнул отрицательно и упрямо. Пусть объяснит. Пусть объясняет, если сумеет.

- Слышал, тебя здесь прозвали Психом, - заметил полковник с тихим вздохом. - Очень правильно. У тебя, парень, напрочь отсутствует инстинкт самосохранения. Недодал тебе создатель этакой мелочи, обделил. Жаль, я сразу не разобрался. Такое качество следует учитывать.

Я понял только, что драться он больше не будет, и прислонился к стене, постаравшись снять напряжение со скрутившихся в тугой узел мышц живота. Хотелось лечь на пол, свернувшись клубком, и тихонько скулить по-собачьи; ещё очень обидно было увидеть насмешливую гримаску на одутловатом полковничьем лице.

Впрочем, гримаска мелькнула мимолётно и исчезла.

- Ты вообще интересный экземпляр, - задумчиво сообщил мне Мосин. - Медики и здесь от тебя в восторге. Здешний врач говорит, что на одних только данных по твоему восстановлению после шока можно диссертацию защитить. И люди к тебе... Никифоров вот не так давно у меня справлялся. А ведь старик своих учеников обычно даже по фамилиям не трудится запоминать. И кстати, ты не знаешь, что за морж усатый мне в ноги кидался, когда я расстрельную команду сюда вёл? За колени облапить пытался, придурок.