Ольга Хожевец - Отрыв [СИ]

- Зацепился!

И тут же я добавил тяги, снова задирая нос.

Им не понадобилось, пожалуй, даже четырёх секунд - этим ребятам, которых я легкомысленно обозвал наземными крысами. Они справились - прыгая на крыло тройками, раненый в центре, страхующие по краям, толкаясь от плоскости тяжёлыми шипованными ботинками, втягивая себя в люк по тросам - слаженно, будто репетировали этот трюк всю жизнь.

Мой движок пережил эти дополнительные секунды.

Я тоже.

Когда последняя тройка оказалась на крыле, я саданул по расщелине прямой наводкой - помня о телах, оставленных там по моему указанию.

И плавно прибавил тяги.

А вот разворачиваться начал только тогда, когда все оказались внутри и я закрыл люк.

И тут же нырнул вниз, к спасительному руслу реки, серой извилистой лентой уводящему меня из этого проклятого места - хоть бы мне не видать его больше никогда.

- Летим, - без выражения сказал спецназовец, первым прыгнувший мне на крыло - капитан и командир группы, как я выяснил позже.

- Группа на борту, - просигналил я базе. - Двое ранены. Принимайте.

Мне никто не ответил.

Наплевать.

Наверное, в тот момент я улыбался.

- Что это с ним? - изумлённо и испуганно спросил вихрастый парень, и даже в слиянии меня неприятно резанул его испуг. - Он живой вообще-то?

Они с капитаном стояли на пороге пилотской кабины, и речь шла обо мне.

Раненых, как смогли, разместили на полу в стрелковом отсеке; там же вщемились в тесные кресла ещё трое спецназовцев. А вот вихрастый с капитаном вошли в пилотскую - вошли и замерли на пороге, словно увидев призрак. Нет, я несправедлив к капитану. Замер вихрастый, заслонив и без того узкий проход.

- Жив, раз летим, - скупо бросил капитан, мягко подвигая вихрастого в сторону.

- А на вид, как вчерашний покойник.

- Нейродрайвер.

- Из этих, из штрафников, что ли?

- Он может нас слышать, между прочим, - заметил капитан задумчиво.

- Да вряд ли. Не похоже.

- Сядь в то кресло и помалкивай.

- Долететь бы ещё, блин, - пробормотал вихрастый, опускаясь на сиденье. - Командир, а может, у него уже того, крыша отъехала?

- Может.

- И что делать?

- Заткнись и молись, - отрезал капитан, устраиваясь в штурманском кресле.

Из леталки я вышел последним. Вышел на своих ногах, хотя и двигался словно сквозь густую, вязкую патоку. Так бывает во сне: когда бежишь изо всех сил - и остаёшься на месте; пружинящий воздух замедляет движения, не пускает тебя, и чем сильнее ты рвёшься, тем прочней увязаешь в неосязаемом аморфном киселе.

Раненых уже положили на носилки, над ними суетились медики. Комбат оживлённо обсуждал что-то с капитаном спецназовцев. Вообще вокруг было полно народу; я выделил обеспокоенное лицо Тараса, мрачное - Одноглазого, непонятно зачем припёршегося на поле.

- Джалис. Марш на губу, - бросил комбат через плечо спецназовца.

Ровно, не повышая голоса. И тут же продолжил разговор.

Я ответил:

- Есть.

Капитан оглянулся, подмигнул мне сочувствующе. На его чёрном от пыли и копоти лице весело сверкали белки глаз.

Когда я только разорвал слияние с замершей на площадке леталкой и у открытого люка началась суета, капитан задержался в кабине.

- Летун, помощь нужна? - спросил он.

Я выдавил:

- Нет.

- Ребята перенервничали сегодня. Ты не в обиде?

- Нет.

- Ну, тогда я пошёл?

Я удивлённо поднял глаза. Он у меня спрашивает?

- Я не много понимаю в леталках, - тихо проговорил капитан. - В нейродрайве - ещё меньше. Ты прости, если что не так. Но... В общем, спасибо тебе. И... Да. Спасибо.

Он помялся и вышел, а я так и не разобрался, что же он хотел сказать.

Навстречу мне шагнул Одноглазый. Пожевал губами.

- Псих, - изрек весомо. - Правильно тебя народ с ходу-то определил. А я, дурак старый, колебался. Психом тебе и зваться.

Я бы пожал плечами. Но мне было настолько все равно, что я не сделал даже этого.

Кажется, мне что-то говорил Тарас. Я уже не слышал. Я шёл в звенящей тишине, и сделал ещё шагов с десяток, прежде чем серый бетон лётной площадки вдруг вздыбился подо мной, рванул навстречу, и уже вблизи я удивился, какой же он, оказывается, ноздреватый и неровный, и Тарас почему-то хватал меня за руки, отчаянно разевая рот в беззвучном крике, это выглядело беспомощно и смешно, но смеяться не хотелось, и я просто закрыл глаза.

Когда я очнулся, первым, кого я увидел, опять был Тарас. Вокруг белели стены лазарета, я лежал на койке, а механик сидел возле меня на табурете, опустив голову, и выражение лица имел усталое и страдающее. Помню, в первый момент я даже подумал - что ещё случилось плохого, о чём я не знаю?