Светлана Кузнецова - Дворец для рабов [litres]

– Оттого и дети у вас – сплошь альбиносы, – буркнул Тим, которому совсем уж не понравилось, в какую сторону вильнул разговор.

– А у вас разве нет? – прищурился челнок.

– У нас на станции меньше, – поспешил выручить их обоих из беды Данька.

– А… – усмехнулся маяковец, сидящий напротив и тщательно прислушивавшийся к беседе. Временами он вставлял слово-два, но предпочитал не обращать на себя внимания. – Просто не добралось до вас еще. Станция глубокого залегания? Вы откуда родом, пацаны?

Ничего придумать Тим не успел.

– С окраины, – расплывчато ответил Данька. – Очень далекой.

– А к нам какими судьбами?

– Да как обычно: на других посмотреть, себя показать.

– А… ну, дело хорошее. – Челнок обвел взглядом станцию и раскинул руки, словно хотел заключить ее всю в объятия: – Смотри! Не обляпайся только, гы… – И громко, икая и подхрюкивая, захохотал.

– Эй… – Резкое движение на краю поля зрения привлекло внимание. Тим обернулся. На границе тени и пляшущего света костра стояла худая и бледная девчонка в застиранном сером платье, кое-где истершемся до дыр.

Тим пожал плечами и отвернулся. Она наверняка приняла его за другого.

– Эй, ты!.. – с этим гораздо более громким зовом в спину прилетел небольшой камушек.

– Да что такое-то?! – раздражение проникло в голос, Тим даже не стал его сдерживать. – Какого лешего тебе надо?

– Иди-иди, – толкнул его в плечо сосед по костру и сально ухмыльнулся. – Гусары гетерам не отказывают.

Вставать не хотелось, как и оставлять Даньку одного: вдруг ляпнет лишнего. Хотя и без этого засветились они, похоже, по полной.

Девушка сделала недвусмысленный жест рукой, поманив его к себе.

– Иди уже, ведь не отстанет, – фыркнул челнок, и его взгляд не понравился Тиму еще сильнее. Тем не менее встать пришлось.

Три, четыре, пять шагов – хватит. Дальше, чем на десяток, Тим решил не отходить – чтобы увидеть находящихся у костра людей, было достаточно повернуть голову. Те сидели мирно, разговаривали, и, похоже, его присутствие пока не особо требовалось. Челнок вдруг бросил в его сторону взгляд, выставил руки назад, перенеся на них вес тела, и рассмеялся. Девушка продолжала идти, но парень остановился и предупредил:

– Дальше я не пойду.

– Почему?! – Она удивленно приподняла практически отсутствующие брови и слегка покраснела, как почудилось Тиму – от злости и возмущения. Голос у нее оказался высокий и некрасивый – словно жестянка бряцает по стеклу. Лицо не казалось уродливым, но и привлекательными ее черты не были: слишком тонкие, будто нарисованные штришками. Волосы – прямые, ломкие и очень светлые, но не бесцветные, как у детей, – спускались чуть ниже плеч сальными, давно не мытыми сосульками. Маленький носик задирался кверху, расширялся и закруглялся на кончике. Живи она в поселке, наверняка за ней закрепилось бы необидное прозвище Кнопка.

Если бы Тим взялся нарисовать ее – а он умел, и вроде бы даже неплохо, – не брал бы нос в расчет вообще. Бледные, слишком тонкие губы, почти не выделяющиеся на бледном худом лице со впалыми щеками, казалось, вообще отсутствовали. Издали так точно: рот имелся, губы – нет.

– Потому, – начал сердиться Тим. Не объяснять же элементарные вещи: они не знакомы, он не доверяет ей и не собирается.

Нитевидные брови пшеничного оттенка взлетели еще выше, отчего по низкому лбу пошли волны морщин. Из-за них девчонка показалась старше, чем он думал, – чуть ли не старухой, но только на короткий миг, затем морок развеялся.

– Хм… – протянула она. – Странно, никогда не подумала бы, что ты такой затейник.

То ли слово она выделила как-то по-особому, то ли Тим уловил приданный ему контекст, но неприязненно поморщился: его словно в грязи вываляли.

– Хм… – повторила она.

А вот ее подбородок, пожалуй, удалось бы назвать выдающимся – единственная деталь, приковывающая к себе внимание. Тим еще не встречал женщин с раздвоенными подбородками. Глаза необычного сиреневого оттенка прожигали его насквозь – большие, внимательные и… злые.

– Не хочу, – наконец, нашел он самое доходчивое и в то же время туманное объяснение.

– А… – протянула она. – Ты этот… эксгибиционист?

– В смысле? – удивился Тим. Во-первых, тому, что девчонка вообще произнесла без запинки столь мудреное слово. Во-вторых, почему его этим словом оскорбили, хотя Тим не давал ни малейшего повода.

– Тот, кто любит сношаться у всех на виду.

– Фух!.. – Тим усмехнулся. – Я к подобным субъектам не отношусь.