Сергей Москвин: Увидеть солнце

Сергей заметил, что на подходе к станции его шаги становятся всё короче и короче. Куда он возвращается? Домой? Но его дом разрушен исполинским чудовищем, которое не может присниться даже в кошмарном сне, а отец и все, кого он прежде знал и любил, убиты. Роща — это уже не станция, не дом, а склеп, братская могила для всех, кто там раньше жил. И он собирается забраться в эту могилу, да ещё тащит туда любимую девушку. Сергея передёрнуло. «Нельзя так рассуждать, иначе я не смогу выполнить то, что должен. Нужно выбросить из головы все посторонние мысли. Мы пришли сюда за баллоном с водородом, и мы его найдём! Да его и искать не надо, он преспокойно стоит в оружейке, в самом дальнем углу».

Сбоку показалась станционная платформа. Луч фонаря Полины упёрся в спущенную на пути узкую металлическую лесенку — чистую, без костей. «Вот и дошли. Осталось только пройти по перрону, а там и служебная часть с оружейкой. Главное — не смотреть на перрон. Ни в коем случае не смотреть на перрон!»

Пока Касарин то ли уговаривал, то ли успокаивал себя, Полина вступила на лестницу и потянула его за собой. Сергей машинально поднялся следом. На противоположном конце перрона, как раз со стороны оружейки, послышался какой-то шорох, и Полина мгновенно обернулась туда. Луч её фонаря скользнул по тёмной фигуре, поднятому оружейному стволу и ярким бликом сверкнул в объективе оптического прицела. Пронзительно выкрикнув что-то, девушка ринулась навстречу стволу — именно так показалось Сергею, заслонив его от освещённой фигуры. В тот же миг раскатисто грянул гром. Дульный срез ствола озарила короткая вспышка узкого пламени.

Полина вздрогнула, словно налетела грудью на невидимую преграду.

Пошатнулась.

Попробовала поднять руку, но не смогла.

И мягко, почти беззвучно упала на бок.

Глухо звякнул о гранит отлетевший в сторону автомат, и сердце Сергея провалилось куда-то вниз. Он застыл на месте, переводя растерянный взгляд с неподвижного тела Полины на её автомат, а когда дёрнулся к оружию, из темноты раздался повелительный голос:

— Стой, где стоишь, Серж! Ты у меня на мушке!

Хорошо знакомый голос.

Если хочешь что-то сделать наверняка, делай это сам. Справедливость этого утверждения Дрону лишний раз продемонстрировали остолопы с Площади, провалившие абсолютно верное дело. У них было всё: точная информация о планах противника, подавляющий численный перевес, убойное оружие, включая даже крупнокалиберный, мать его, станкач! И, тем не менее, они упустили Сержа с его девкой! Только и сумели, что завалить прикрывавших парочку сталкерюг, да и то — одного Дрон лично снял из своей снайперки, а другой подорвался на собственной взрывчатке. А вот Касарин с девчонкой как сквозь землю провалились. Когда от прогремевшего взрыва обрушился туннель, Дрон так и подумал, что их обоих завалило землёй. Но те каким-то образом сумели выбраться, незаметно пробрались на Площадь (чёрт знает, как им это удалось!) отбили у местной братвы какого-то пленника и благополучно свинтили, наведя на станции такого шороху, что местные олухи во главе со своим Бугром только за головы схватились.

Правда, тот же Бугор авторитетно заявил, что все трое заживо изжарились в станционном вестибюле, где обитает какая-то огненная хрень. Но доверять его словам не стоило, так как ранее тот с такой же уверенностью утверждал, что ненавистную пару размазало взрывом по стенам или завалило насмерть при обвале туннеля. Дрон и не поверил, и оказался прав.

Он вернулся на Проспект, а вскоре после него на станцию примчался грязный, как чёрт, контуженный парень. Оказалось, этот тип был в отряде тех сталкеров, которые отправились к Площади вместе с Сержем, и, по его словам, все остальные погибли. Дезертир поначалу воспрял духом, однако, расспросив парня подробнее, понял, что тот ничего не знает о последних «подвигах» Касарина и слишком рано записал того в покойники. Но основной удар ждал Дрона под вечер, когда на Проспект вернулся комендант, руководивший расчисткой обрушившегося туннеля. Он привёл с собой растрёпанного мужика — того самого пленника, которого освободили на Площади Серж со своей девкой. Вот тогда уже окончательно выяснилось, что сам Серж жив и здоров. Таскающаяся за ним шлюшка, правда, чуть не окочурилась, но каким-то образом всё-таки выкарабкалась. И скоро они на пару заявятся на станцию.

В общем, с Проспекта надо было валить, пока полковничий сынок не сдал его эсесовцам. На какой-то миг у Дрона проскочила мысль: может, плюнуть на Касарина и жить, как жил, но он отбросил её от себя. Серж что, сам по себе он не опасен. Ну, обзовёт предателем и трусом, может, пару раз врежет по роже, если сумеет. А вот если о его откровениях станет известно руководству Союза, тогда точно труба. Тут уже разбитой рожей не отделаешься. Арест, показательный суд над дезертиром, приговор, эшафот и намыленная петля. Значит, до конца своих дней жить где нибудь на окраине: на Гари или ещё дальше — на Октябрьской, и даже носа не высовывать оттуда? С другой стороны, это всё же лучше, чем гнить в какой-нибудь грязной, заполненной дерьмом канаве. Тем более, патроны имелись. Правда, только те, что Дрон вынес на себе из Рощи, и изрядную часть их он уже потратил. Но если вернуться к родному, хе-хе, пепелищу (судя по тому, что Серж успел наболтать на Проспекте, паутина должна была убраться со станции) да как следует пошарить в оружейке, то на всю оставшуюся жизнь хватит: и на сладкую еду, и на мягкую постель, и на не менее мягких и сладких девок.