Роберт Фреза - Русский батальон

Чуть не приключилась, подумал Пинаар. Самолет имперцев накрыл их и превратил передний грузовик в пылающий факел. У Пинаара были ожоги на руках и лице.

– Я остановился в сельском доме, чтобы позвонить своей внучке, – пояснил он.

– С моей точки зрения, это нарушение правил конспирации и безопасности. Разве Гидеона Кооса это не могло обеспокоить?

– Вы не знаете и половины всего, Даниэл, – сухо ответил Пинаар.

– Так. А она что сказала?

– У нее было свое мнение. Она хотела узнать, не свихнулся ли я.

– Ну и что вы ей сказали? – полюбопытствовал Мигер.

– Когда я узнал, что она сделала, то задал ей аналогичный вопрос. – Пинаар покачал пальцем. – Спокойно, Даниэл. Мне надо подумать.

Он поплотней завернулся, чтобы защититься от дождя, и ушел в раздумья – раздумья солдата и мужчины.

Это была очень умная проделка имперцев – выпустить против них всадника на бледно-зеленой лошади. Пинаар знал его имя – Смерть. С помощью вручную изготовленных тифа, холеры, тифоидов, дизентерии он менял ход тысяч кампаний и по своей прихоти свергал династии. Ему была дана власть над всей Землей.

Мысли путались, обгоняли друг друга. Пинаар не считал себя человеком, любящим копаться в себе, но старый солдат знал, что он беспощаден к себе так же, как и к другим.

В окруживших его изможденных липах он уже заметил признаки лихорадки. Люди принадлежали к разным лагерям. Они, может, всего через день поймут, что с ними, но уже в обстановке всеобщей паники.

На планете Зейд-Африка карантин, обеспечиваемый космической изоляцией, и отсутствие местных заболеваний сделали местных жителей, к тому же в большом количестве сосредоточившихся в лагерях, беззащитными перед неизвестной инфекцией. Пинаар не знал, как имперцы распространили среди них инфекцию, но это было и не важно. Факт оставался фактом: все было сделано быстро и эффективно и избежать этого буры не сумели. Пинаар дожил до того, что увидел разобщенную нацию и разбитую армию.

Коос Гидеон и его подручные не сумели удержать под контролем своих людей. Удар, нанесенный по ним, и бесчисленные жертвы привели к эрозии их веры.

И этой вере никогда не суждено будет возродиться. Повстанческие группы, создававшиеся Стри-домом, уже не вернутся. Разметенные имперцами, лишенные боевого духа солдаты будут отнюдь не но-. сителями памяти о славных победах над имперским кулаком. В них останется только страх и холод в сердце и семена инфекции.

Насмерть перепуганные люди толпами повалят к имперцам за лечением. Фермы и поселки будут закрывать двери перед людьми, гонимыми имперскими волчьими стаями по всей планете, и след их будет отмечен больными и умирающими.

Разве не может смертность при таких условиях в перспективе достигнуть двадцати, тридцати, а то и семидесяти процентов? Это знают только имперцы. Но они этого не скажут, а слухи вздували эту цифру до небес.

Пинаар понимал, что незапятнанные люди потянутся к Альберту Бейерсу. Его голос был ясен, а руки чисты от грязи поражения и диких потерь, позора атомного уничтожения. В тот момент, когда война-переросла в войну Кооса Гидеона Шееперсалгего обшарпанного Ордена против Бейерса и его голоса надежды, она была обречена на поражение.

Но даже в этих обстоятельствах, забыв о первоначальных причинах раздора, обезумевшие братья будут бить по братьям. Те, кто успеет раньше поднять руки, будут притеснять тех, кто не успел этого сделать, а эти, со своей стороны, станут убивать первых из ненависти и горя. Лихорадка и голод расползутся по стране, поскольку люди оказались оторванными от домов и полей. Бурский народ окажется разделенным, нация угаснет.

В конце концов на планете останется жалкое подобие страны африканеров, страдающих, истекающих кровью. Лишь самые безжалостные люди способны спокойно наблюдать за таким исходом. Но гораздо чаще безжалостных людей войны начинают маленькие, запуганные людишки, которые закрыва-> ют глаза на посланные Богом знаки.

Кто-то сказал, что бурский народ может спастись бегством… Может вернуться к дикости, вверив свою судьбу в руки Господа, чтобы он кормил их, как первых переселенцев.

Они могут погибнуть, нация дикарей.

Пинаар взглянул на свои руки и подумал о собственных заброшенных полях. И решил, что тут не о чем дебатировать и состязаться в доводах. Он видел все безжалостно ясно и не был настолько безжалостным, чтобы пожелать своему народу плохого.

Он знал, что есть люди, которые не согласны с ним и думают иначе. Он также знал, что есть люди, безжалостность которых не имеет границ – в силу их личных амбиций.