Аркадий Пасман - Слабосильный брат мой... Неразумный брат мой...

Быстро утомившись, Элфос прекратил бесплодные попытки и огляделся по сторонам.

Комната, в которой он находился, была довольно большой и очень светлой, причем свет шел из широкого, во всю стену, окна и даже если бы оно и не было полностью распахнуто, все равно было ясно, что свет настоящий, а не подделка.

Потолок, стены и пол комнаты были обиты каким-то матовым светло-зеленым материалом, от одного взгляда на который становилось тепло и уютно.

Справа у кровати стояло несколько замысловатых приборов, сверкавших никелем и хромом многочисленных кнопок и переключателей и цветным стеклом экранов. От приборов отходил целый пучок разноцветных проводов, сплетающийся в тугой жгут и исчезающий под кроватью. Больше в комнате ничего не было, если не считать небольшого мягкого кресла возле самой кровати.

Только Эми закончил осмотр, как раздался легкий щелчок, часть стены бесшумно отъехала в сторону и в образовавшуюся дверь быстро пошел невысокий худощавый человек в белом халате. Дверь тут же закрылась, не оставив никаких следов, а вошедший приблизился к кровати, внимательно осмотрел приборы, щелкнул какими-то клавишами и, опустившись в кресло, строго взглянул на Элфоса.

Лицо его показалось Эми знакомым, определенно он уже видел этого головастика раньше… Да ведь это же профессор, как его… Кеви Кесмайнд!

Сам не зная отчего, но Элфос очень обрадовался, узнав профессора, и неясное чувство тревоги, которое подсознательно не давало ему покоя с самого момента пробуждения, исчезло почти бесследно.

Эми раскрыл рот, чтобы что-то спросить, но Кесмайнд властным жестом остановил его и заговорил сам:

— Вы помните, что с вами произошло?

Сержант задумался, но, сколько ни старался, не мог вспомнить, ни как он попал сюда, ни того, что было до этого.

— Нет, — хрипло ответил Элфос и, помедлив, неуверенно добавил:

— Я был ранен, да?

— В некотором смысле… — неопределенно ответил профессор и, вновь подойдя к приборам, нажал несколько кнопок.

Эми почувствовал, как по его телу пробежали колючие прохладные струйки, это было так неожиданно и забавно, что он невольно рассмеялся. И вспомнил.

Словно горячая волна обрушилась на его голову. Он вспомнил выщербленные каменные ступени, на которых скользили даже шипастые боевые ботинки, вспомнил боль в сведенных судорогой руках, из последних сил цепляющихся за скалу, вспомнил каменные объятия пещеры, вкус пота и крови на запекшихся губах, дрожь изнеможения и мышцах, сладость первого свободного вздоха и холодную красоту открывшегося горного царства… Он, от первого до последнего слова, вспомнил последний разговор с Айзенстренчем и то, что было потом…

Очевидно, лицо Элфоса сильно изменилось, потому что профессор подошел к кровати и успокаивающе улыбнулся ему.

— Не волнуйтесь, — мягко произнес он, — все уже в прошлом, все позади…

— Да, но как же я… как мне удалось… — еле слышно прошептал Эми.

— Никак, — взгляд Кесмайнда вновь стал строгим. — У нас не было ни единого шанса и вы, как это ни прискорбно, погибли…

Элфосу показалось, что все это сон, нелепый затянувшийся сон, он попытался улыбнуться, но не смог.

— Да, да, — перехватив его умоляющий взгляд, непреклонно кивнул профессор, — вы погибли от множественных пулевых ранений и от удара после падения с высоты… Повреждения, не совместимые с жизнью.

— А как же сейчас? — голос Эми осекся, и он не смог закончить вопрос.

— Сейчас вы живы. Но об этом позже. Расскажите-ка мне прежде все, что с вами произошло и что вызвало столь печальный для вас исход.

Сказать по правде, Элфосу было не до разговоров, голова у него кружилась и гудела, как пчелиный улей, но, не решившись ослушаться, он начал рассказ.

Сперва Эми говорил медленно, с трудом подбирая нужные слова, но все пережитое им за недолгие, но предельно наполненные событиями месяцы в Отряде всколыхнулось в его памяти, и от этого он заторопился и принялся довольно бессвязно, но подробно сообщать о своей странной службе внимательно слушавшему профессору.

Когда Элфос завершил свое повествование, он почувствовал себя невероятно усталым и разбитым, вдобавок у него зверски разболелась голова, особенно затылок. Даже мягкий зеленоватый свет, наполнявший комнату, стал мучить и раздражать его, и Эми, безболезненно сморщившись, зажмурился.

Но вновь пощекотали тело колючие струйки, и боль отошла, съежилась и пропала. Эми открыл глаза и увидел задумчиво глядящего на приборы профессора.