Аркадий Пасман - Слабосильный брат мой... Неразумный брат мой...

— Что «оттуда»?

— Оттуда «Сияющий Рай»?

— В смысле?

Эми нагнулся и, вытащив из-за голенища смятый черный мешочек, кинул его генералу. Тот поймал комок на лету и медленно развернул. Когда он вновь поднял глаза, Элфоса поразил его остановившийся задумчивый взгляд.

— Вот оно что… — протяжно заметил Айзенстренч. — Вот, значит, куда ты свой нос сунул… Зря, парень, искренне тебе говорю, зря… Это бы тебе лучше не знать… Ну, ничего не поделаешь, одно к одному… — непонятно добавил он и, глубоко вздохнув, продолжал: — Да, ты правильно понял. Привозим мы геронил. Зачем? Не твое дело, но отвечу. Затем, чтобы всю гниль, всю нечисть, которая нашу нацию позорит, чистую кровь ее портит, вытравить, как крыс. Эти поганцы так или иначе яду себе достанут, так пусть уж лучше под нашим контролем жрут его и колются, чем будут на каждом углу про свои поруганные нрава вопить, а под шумок порядочных людей потрошить за несколько монет, чтобы дозу у перекупщика взять…

— Опять же и доход солидный… — в тон генералу добавил Эми.

— И это есть, — не стал отрицать командир. — Государству слишком много дармоедов кормить приходится, а деньги ему для дела нужны, согласен?

— Нет, — твердо ответил сержант, — не согласен.

— Жаль… — снова покачал головой Айзенстренч. — Очень жаль… Ты сам для себя все выбрал… Что ж, с тобой мне все ясно… Могу и тебе объяснить, почему ты, профессиональный, умелый солдат, боевик, вместо того, чтобы приказы выполнять, словно паршивый головастик стал рассуждать и «выводы» делать кинулся? А потому, — он окинул Элфоса презрительным взглядом, — что ты ублюдок, понял? Ты — терминал, середка наполовинку. По мускулам — солдат, а по мозгам почти головастик. Ошибка с тобою произошла, понял? Еще в детстве. Тебя надо было в лицей определить, сидел бы сейчас где-нибудь в лаборатории и в ус не дул, на кнопочки тонким пальчиком давил… А тебя и Школу засунули, да еще в Белые Волки! Там из кого хочешь боевика сделают… Когда разобрались, поздно было. Хорошо хоть в Звездный Корпус не пропустили, вовремя выявили отклонения от нормы. А то бы ты там дел натворил, представляю… Следили за тобой давно, но не трогали, даже в Когорту не помешали вступить, думали, обойдется — вероятность срыва в твоем случае 5–7%. Оно бы, может, и ничего, да наш горячо любимый Президент, старый козел, широту души проявил, сунул мне кота в мешке… Шутка ли, терминал в Отряде! Как это медики тебя проморгали, я еще с ними разберусь попозже… Так что ты особо не виноват. Мозги зашевелились, и никуда от этого не деться. Ты не виноват, другие виноваты. И я в том числе. Моя ошибка — мне и исправлять. Таким вот образом. Ну, что ж. прощай, малыш! Жаль, что все-таки глупо получилось…

Айзенстренч опустил глаза и сгорбился на камне. Но Элфос уже смотрел не на него, а на круто вздымавшийся за спиной генерала склон, откуда, из темной дыры, еще совсем недавно подарившей ему спасенье, неторопливо выбирался человек с автоматической винтовкой в руках.

Эми повернулся и бросился бежать к обрыву. Он не надеялся спастись, он просто хотел опередить своего убийцу и погибнуть не от чужой злобной воли, а прыгнуть вниз и раствориться в этом прекрасном и равнодушном мире, соединиться неразрывно с древними, безмятежными скалами…

Он не услышал выстрелов и не почувствовал боли, только ощутил страшный удар в спину — длинная очередь перерубила его почти пополам, но она же швырнула его в пропасть и, падая, Элфос, в последние секунды своего бытия, успел обнять руками ласковый и тугой воздух и гаснущим взором вобрать в себя вечную красоту исчезающего навсегда мира…

Солнечный зайчик дрожит и пляшет на стене. Интересно, откуда он взялся? А, это створка раскрытого настежь окна чуть дребезжит от свежего ветра. В комнате прохладно и светло, летом светает рано, но, видно, времени еще мало, хотя спать совсем не хочется… Мама, наверное, уже приготовила завтрак, сейчас тихо раскроется дверь, она подойдет к кровати и легонько коснется плеча своей прохладной ладошкой…

— Эми, сынок, пора вставать…

Эми Элфос пришел в себя.

Он лежал на широкой и очень мягкой постели, укрытый до горла легким и теплым белым одеялом. Элфоса удивило, что поверхность одеяла была совершенно ровной, как будто под ним ничего не было, хотя он полностью ощущал свое тело. Эми для пробы сжал кулаки и пошевелил пальцами ног, что ему прекрасно удалось, и попытался извлечь руки из-под одеяла. Не тут-то было. Что-то мягкое, но чрезвычайно упругое, плотно охватывало его тело и все энергичные попытки освободиться даже не шелохнули белую пушистую поверхность.