Мария Елифёрова - Страшная Эдда

Увидев, что я дрожу, Сигурд сбросил плащ и укутал им меня. Ему, похоже, было всё равно, что в плаще, что без плаща; а вот я мгновенно согрелся, как по волшебству. Но всё-таки я спросил:

– А ты?

– А мне ничего, – ответил Сигурд, – сейчас же луна светит.

– Тебе что, тепло от луны? – изумился я. В голове замелькали какие-то обрывочные сведения из трудов Мелетинского, кажется, насчёт лунарного мифа.

– Конечно. При луне нам лучше всего.

– В Асгарде не бывает ни дня, ни ночи, – сказал Один, – но здесь мы принадлежим лунному свету. Иногда нам приходится прилетать и днём, как тогда, когда мы отбивали атаку великанов в Англии, но это не очень приятно.

– Великанов в Англии? – у меня захватило дыхание, и я проглотил колючий ком морозного воздуха. – А на что это было похоже?

– Похвастаться особенно нечем, – уклончиво отозвался Один. Хёгни пояснил:

– Не любит он про это рассказывать, ведь тогда Сигурда так убили, что мы думали, это конец. Да и Мёд Поэзии потеряли…

– Если хочешь, расскажи сам, – почему-то в голосе Одина послышалась усталость. – Я никому не запрещаю.

Я уже чувствую праведное негодование читателя. Встретившись с богом, скажет читатель, можно было выяснить и более существенные вопросы, чем обстоятельства легендарной битвы, имевшей место шестьсот лет назад. Всякому известно, что нельзя не обсудить с гостем из иного мира, к тому же из столь возвышенного, проблему смены цивилизаций, противоречия христианской этики, необратимость исторического процесса и истребление тюленей. Тем не менее я не говорил с Одином обо всём этом. Примите как есть: никаких особых откровений ни Один, ни его дружина мне не поведали. О современных войнах он отозвался вскользь, сказав, что эта мерзость не стоит разговора, да я и не настаивал. Я понимал его. Даже если бы современные люди верили в Вальгаллу, брать туда того, кого разорвало на куски от одного нажатия кнопки, просто потому, что кнопку успел нажать кто-то другой… Несолидно как-то. Да и врага в наше время зачастую никто не видит в лицо. Палят, куда указали пальцем, и хорошо если пальцем, а не по телефону. Как определить, кто тут храбрый? Умер ли он бесстрашно, или же его просто испепелило прежде, чем он успел обгадиться? Не станешь ведь это обсуждать с Одином, его и так всё это огорчает.

Я и без того уже раз успел рассердить его, когда спросил, почему он не прикроет свой злополучный глаз. Всё-таки зрелище было не для слабонервных, особенно если вы сидите в полуметре от него. Я увидел, как улыбка сползает с лица Одина, словно на него набежала туча.

– С чего это я должен его закрывать? – довольно резко спросил он.

– Ну… – замялся я. – Неужели тебе нравится ходить с такой… особой приметой на лице?

– Тьфу, – сорвалось у Одина, и он в досаде обломил сучок дерева и отшвырнул его в сторону. – От тебя я подобной глупости услышать не ожидал. Чего мне стыдиться – того, что в моей жизни были не только пляски на лугу? Или того, что я отомкнул источник Мёда Поэзии?

Отвернувшись и крутя свалявшийся локон, он проговорил:

– Куда катится этот мир, в задницу к троллю? В моё время даже ромейцы – при всех их дурацких предрассудках – даже ромейцы не стыдились ран! Говорят, один из их полководцев задрал тогу, выступая перед толпой, чтобы показать шрам. И что я слышу теперь?

(Я невольно подумал, что от наших современных политиков, пожалуй, такого ожидать не приходится. Возможно, потому, что их подвиги не простираются дальше падения с дивана и шишки на лбу – и то лишь в том случае, если они подавятся кренделем).

Немного успокоившись, Один снова повернулся ко мне.

– А что, по-твоему, я должен был сделать? Что у вас делают в таком случае?

– Повязку можно надеть, – неуверенно ответил я, боясь обидеть его ещё раз. Один скривился.

– А на рты у вас повязки не надевают? Тем, кто глупости говорит?

Я умолчал о стеклянных глазных протезах – я успел догадаться, что, рассказав об этом, я ещё больше уроню своих современников во мнении Одина. Я поспешил замять эту тему.

А теперь поверьте, что мы просидели до рассвета, просто болтая о чём попало.

– А сколько раз всего тебя убивали? – спросил я Сигурда. Тот как будто смутился.

– Меня – не очень много, всего семнадцать. А вот Хёгни – сорок восемь. Я думаю, он нарочно подставляется, потому что ему нравится, когда его лечит Хильда.

– Почему это нарочно? – Хёгни дёрнул его за волосы. – Вон Бьёрн Лунатик, его вообще убивали раз сто.

– Бьёрн – бывший берсерк, особый случай, – возразил Сигурд. Сгорая от любопытства, я упёрся взглядом в толпу воинов на поляне.