Валерий Красников - Кроманьонец

«Да уж… Не всегда проблемы с памятью сопутствуют нашим последним годам в земной жизни, а вот болезни – как правило» – подумал, но ничего об этом мастеру не сказал. Когда Лют справился с удушающим приступом, я заговорил снова:

— Представь, что сможешь сделать из дерева инструмент для Тиба, с помощью которого она сможет плести из травы шкуры!

Как объяснить по-другому, тогда я не придумал, но телепатия или развитое воображение присущее моим соплеменникам снова замечательно проявили себя: Лим закивал. Я молчал, давая ему время для полноты осмысления услышанного.

— Покажи! — он встал, выражая готовность увидеть что-то новое и тайное.

— Иди за мной! — ответил я, поднимаясь.

У входа в свое жилище сказал ему подождать. Взяв из корзины моток шерстяной нитки, не задерживаясь более, вышел к нему и мы не спеша пошли к реке. Люту, конечно, не терпелось рассмотреть, что у меня в руке, но он сдерживался, хоть и толкал время от времени меня в спину, пытаясь заглянуть через плечо и увидеть, что я так трепетно прижимаю к груди.

Вода, отражавшая небо, напоминала бездонную синюю пропасть с застывшими в ней белыми кучевыми облаками, если смотреть в одну точку и не видеть берегов. У реки я замер, вглядываясь в воду, восстанавливая в мыслях образ вертикального ткацкого станка. Присев у самой воды стал рисовать пальцем на мокром песке…

— Это Лют шерстяная нить, — я показал мастеру моток и наконец, передал ему клубок в руки, — Долгими, холодными вечерами мы с Утаре пряли эту нить из шерсти коз, — пояснил, ответив на невысказанный вопрос соплеменнику.

Он щупал волокна, скручивал их пальцами, попытался растянуть и наконец, порвав, попробовал нить на вкус. Потом, будто потеряв интерес, вернул моток мне и стал разглядывать, что я нарисовал на песке.

— Покажи! — Лют ткнул указательным пальцем в рисунок.

Около получаса я пытался показать, как вижу процесс построения станка и его работу. Рисовал на песке наконечник для протяжки горизонтальной нити и гребень, для подбивки и выравнивания полотна. Когда мое вдохновение исчерпалось, и я замолчал, Лют, наконец, кивнул.

— Сделаешь? — спросил я.

— Буду, — Лют снова кивнул и в задумчивости направился к своему жилищу.

Я смотрел ему в след и внутренне усмехался: «покажи» и «буду» – немногословие моих соплеменников отнюдь не означало, что дело не будет сделано! И Тиба обязательно поймет, что к чему в том приспособлении, что сделает Лют. Но ей лучше показать уже готовое изделие – размышлял я тогда, хоть и терзали меня сомнения.

Вспомнилось, как в начале нулевых в прошлом-будущем сын-бизнесмен дал разрешение установить в своем офисе кофе-автомат. Ну, и назначил паренька на испытательном сроке, уж и не припомню сейчас, кем именно он должен был работать у сына – ответственным за размен купюр на монеты. Прошел с того момента день или два тот паренек пришел к сыну просить мелочь, мол монеты уже закончились. Сын позвал секретаря, дал ей ключ от автомата, а когда та принесла банку с монетами, выяснилось, что купюр на обмен у того парня и нет. Сын, естественно ждал, что тот вот-вот достанет кассу и отдаст в обмен на монеты. А парнишка смотрел, хлопал ресницами, не понимая, чего от него хочет босс. Мы (я и моя жена) тоже не сразу поняли, когда сын рассказывал нам эту историю, что сотрудник тот решил будто фирма таким образом предоставила ему что-то вроде социального пакета. Не мудрствуя лукаво он «прокофеманил» весь разменный фонд. Тогда я надеялся, что «буду» сказанное Лютом, я все же понял правильно. Хе-хе…

Снова посмотрев на воду реки, увидел, что голубое наваждение исчезло, пропало чудесное ощущение подвешенности в центре необъятного шара: небо уже не отражалось в ставшей серой воде. Солнышко скрылось за горизонтом, но еще светило и воздух загудел от вибрации тысяч крылышек мошкары. Захотелось скорее перебраться к весело стреляющему искрами костру не потому, что замерз, а для защиты от поднявшегося с травы гнуса…

Быстро пролетали дни, опушенные беловатым пухом, когда жаворонки с утра до вечера висели в воздухе над поселком, мелькали разноцветные бабочки и выползали на свет божие коровки и все букашки, жужжали шмели, когда в воде движение, на земле шум, в воздухе трепет. Погода переменилась, зарядили дожди. Правда, Люта они не остановили. Мастер под крышей сенника творил, а я, поглядывая на скудные запасы шерстяных ниток, раздумывал о новых источниках сырья для ткацкого производства. Крапива, крапива и только она! Как-то больше ничего в голову не приходило. Думал, конечно, и о льне и о хлопке, но, сколько ни говори «халва»— во рту слаще не станет.