Валерий Красников - Кроманьонец

Вздохнув, встала Утаре и скрылась в чуме. Спустя минутку вышла со шкурой косули в руках и присела у входа на замшелый валун, появившийся тут в мое отсутствие, принялась за шитье.

Муш увел пленниц к лесу, после них Лют, Лим и Туро ушли за чумы, а за ними и другие соплеменники потянулись. У каждого появились какие-то дела. Спустя полчаса дюна и ее подножия напомнили мне цыганский табор из кинофильмов семидесятых. Чтобы так шумно было в поселке, не вспомню.

Знойный степной ветер доносил запахи прогорклой полыни, опаленного солнцем ковыля и чего-то еще, имени ему я не знал. День клонился к закату, когда ко мне подошли металлурги-неофиты. День выдался неожиданно жарким, я все так же сидел у костерка и, игнорируя палящее солнце, пытался смастерить уздечку. Мысль приучить куланов к труду все как-то из головы не выходила.

Лют и Туро остались стоять, а Лим присел рядом и протянул мне что-то завернутое в полоску кожи. Светлые, соломенные волосы мастера были растрепаны, лицо покрасневшее, зеленоватые все еще мальчишеские глаза источали радостный свет. Я осторожно развернул сверток и увидел топор. Нет, настоящий шедевр! Не то, что мои «кельтики». Такой красавец в будущем назовут вислообушным. Надевался он на топорище привычным для людей будущего способом и закреплялся клином. Как, каким образом этому мастеру, ранее работавшему только с камнем, удалось обогнать время на тысячи лет, и придумать такую совершенную форму я не представлял. Да и сейчас не знаю. Чудо, гений, а может быть и я стал тому причиной… Вспомнилось, что-то похоже я рисовал на песке, когда за моей работой наблюдал Туро. Но форму такую делать я не стал, экономил металл, да и сложной работа мне тогда показалась.

Своего восторга скрывать я не стал, с удовольствием колотил Лима по плечам, и все мы громко смеялись, чем заинтересовали соплеменников. Они подходили один за другим к нашей компании, смотрели, трогали и так, на всякий случай присоединялись к веселью. Не все тогда понимали, что именно сделал Лим.

Вдруг Уро пронзительно свистнул, десятки глаз мгновенно обратились к нему. Горец указал на лес, и я увидел возвращающихся с Мушем пленниц.

— Садитесь тут и ждите. Когда они придут, громко зовите дух Тоя…

Думал, что придется им разъяснять, как звать, ничего подобного – соплеменники молчали, значит, вопросов у них ко мне не было…

— Той, Той… — выли соплеменники. Жутко выли…

Не знаю, что чувствовали озерные девы, но у меня после того, как внезапно заголосила, выбиваясь из общего тона высокими нотами Тиби, мурашки по спине побежали. Взяв флягу с вином и пиалку, я вышел из чума.

Непривычно сутулясь, как ходил обычно Той, я нес поклажу, стараясь выглядеть старым и изнуренным, не таким, как привыкли видеть меня соплеменники. Похоже, спектакль удавался: Тиби смотрела на меня тараща глаза, забыв, что нужно продолжать звать дух вождя, да и удивление в глазах Лило, тоже почему-то мотивировало меня сыграть задуманное как можно лучше.

Доковыляв к стоящим как на плацу подследственным, я плеснул вина в пиалку и опрокинул в рот. Потом, скаля зубы и зловеще посмеиваясь, налил снова и передал одной из женщин-пленниц. Пальцы озерянки дрожали, я почувствовал это, передавая ей пиалу, и подумал, что это хороший знак! Но все же она выпила подношение, и будто выдохнув, словно гора с ее плеч свалилась, вернула чашу.

Вторая, третья, мальчик лет двенадцати… Неужели ничего не получится?! Наливая очередную порцию «сыворотки правды» я зловеще зашептал:

— Чую, чую, рядом смерть моя, ох рядом…

Надо было раньше, что-то подобное учудить. Девушка, стоящая предпоследней в шеренге пленниц не выдержала и побежала к реке. Хоть за ней никто и не погнался, спускаясь с дюны, она споткнулась и упала, преодолев пару метров на четвереньках, поднялась и снова побежала. Плюхнулась толстой, неповоротливой рыбой в воду и поплыла. Шустро поплыла. Нашим бы так…

За рекой желто-зеленым океаном до самого горизонта раскинулась степь, маленькую, все еще бегущую фигурку человека уже и не разглядеть, если не знать, куда смотреть. И по-прежнему никто у костра не пошевелился и слова не вымолвил. И пленницы стояли там же грустные и обреченные.

— Останетесь с нами жить или уйдете? — спросил я у них.

Навстречу мне сделала шаг старшая, судя по ее крупным соскам на обвисшей груди женщина. Голос ее звучал по-молодому звонко:

— Я Лала! Мы просим тебя, говорящего с духами воды и неба принять нас в свой род!