Дмитрий Селин - Судьба наизнанку

«Стоило ли соглашаться?» – в очередной раз думал Алексей, бездумно глядя сквозь монитор с бегущей в разные стороны экранной заставкой. «Зачем мне такая ответственность?» Здесь он немного лукавил, даже перед собой.

Процедура, разработанная неведомыми Алексею специалистами, вовсе не предусматривала личного ведения всего «ликвидационного дела». На это был создан специальный отдел в кадровой службе правительства. «Отдел информационного обеспечения», так называлась специальная служба, неусыпно бдящая за служебной чистотой всех двенадцати тысяч гражданских чиновников республики. Военными и прочими погононосителями занимались по линии соответствующих ведомств. Кто контролировал самих контролёров, было покрыто пологом абсолютной тайны. Даже Щербинин не имел доступа к этой части госаппарата, что изрядно напрягало заместителя председателя правительства по экономике. Как успел выяснить Алексей, собрав все возможные источники информации, даже циркулирующие по «серому дому» аппаратные слухи, остальные два зама – по социальным и что удивительно, по вопросам обороны и безопасности, также были «не при делах». Вся структура «информационного обеспечения» замыкалась непосредственно на правящем дуумвирате, к которому обращаться по этой теме было бесполезно и в какой-то мере опасно. С каждым из вновь назначенных обладателей права «огня и верёвки», как романтично называлось это право в просвещённом средневековье, проводилось соответствующее собеседование, в котором кто-то из «первых консулов» заявлял свежеиспеченному руководителю:

– Вы, и только вы несёте ответственность за принимаемое решение. Ваша задача не в том, чтобы выявить стопроцентную истину и наказать провинившегося, а в том, чтобы после каждого вашего окончательного решения госаппарат работал лучше и эффективнее.

Неприкрытый цинизм данного заявления немного смягчало то, что относилось оно только к весьма ограниченному кругу перенесённых в прошлую жизнь граждан. Только один процент из почти трёхмиллионного населения бывшей Харьковской области и примкнувших к ней двух районов Белгородской мог попасть под карающий меч упрощённого правосудия. Именно одним процентом по новому Уложению был численно ограничен чиновничий класс или как дословно писалось в этом документе – государственных служащих. К которым также было отнесено армейское и прочее силовое офицерство. Понятно, что водители и секретари к числу служителей государства не относились. Они были «наёмными работниками государственных органов» и также были ограничены в своей максимальной численности – не более трёх процентов в мирное время. Для событий чрезвычайных был предусмотрен верхний предел в десять процентов. Только каждый десятый из республиканских жителей мог быть привлечён в качестве винтика ли, или важной большой шестерёнки в сложный государственный механизм.

«Власть, ограниченная эффективностью», – думал Алексей, снова отправившись в приёмную к кофе-машине. «Выпрыгнуть из колеи невозможно – служебный госконтракт заключается минимум на пять лет. За это время сумеешь доказать свою государственную полезность – можешь служить дальше или спокойно уйти, нет – получишь по заслугам». Хотя в самом контракте напрямую о подобном варианте не говорилось, но существовала весьма туманная отсылка на оценку служебной деятельности неким органом власти, пока существующим лишь в проекте. Уполномоченным оценивать полезность или нет всего, что успел «государев человек» нарешать за прошедшие служебные годы.

Работать после таких мыслей расхотелось совершенно. Мишин решил немного отдохнуть, отвлечься хотя бы на час от потока проблем и забот, постоянно сваливающихся на голову ответственного чиновника. Как обоснованно подозревал Алексей, в славные незалежные годы работать в правительстве было весьма проще и гораздо приятнее. Контроля практически никакого – ни тебе «руководящей и направляющей» партии в послесталинские годы, ни назойливой опёки холодноруких товарищей десятилетием ранее. Начальство само по себе, подвластный народ сам по себе. Все делают вид, что увлечённо играют в навязанные сверху игры, а на самом деле «обустраивают собственный сад», как призывал кто-то из европейских классиков. Конечно, у кого-то участок больше и чернозём жирнее, но к общей готовности начхать на общественные же интересы это никак не влияло. Народ, так сказать, «отдыхал» от периода сплочений и жертвенных порывов «во благо».