Дмитрий Селин: Судьба наизнанку – 2: Попытка воздействия

Глава 1

– Ну шо там ещё!? – сидевший рядом с водителем прапорщик Загорудько нервно дёрнулся, забыв о всякой солидности. Какая, к чертям, важность и манерность в момент неизбежного нагоняя! Изрядно прослуживший ещё в советской армии 'Газ-66' или попростому 'шишига' заглох на полном ходу и на остатках инерции, виляя, медленно и печально съехал с асфальта на присыпанную крупным щебнем обочину. Катится по ней пришлось несколько десятков метров – и так не отличавшиеся «цепкостью» тормоза, при замершем двигателе весьма слабо реагировали на отчаянно давившего на педаль кирзовый сапог водителя.

Когда затихли скрежет и тряска, в нагрудном кармане прапорщика забренчал телефон. Вздохнув от предчувствия неизбежного, Сергей Владимирович вытащил видавшую виды 'Нокию' и нажал кнопку приёма вызова.

– Загорудько, что за .... ! Весь график летит к .... ! – яростный бас начальника колонны капитана Федорука подробно обрисовал перспективы полёта сорванного графика движения, с точным указанием места его печального приземления и роли Загорудько в этом прискорбном событии. Капитан орал, как сто вошедших в боевой раж индейцев, звонкие эпитеты доносились в кабину 'шишиги' без малейших потерь в сотовом трафике. Сергей Владимирович попытался вставить пару слов, но был безжалостно послан по известному народному адресу. В заключение пламенной речи капитан объявил, что колонна уходит дальше, оставляя Загорудько один 'Уазик' ВАИ для охраны и крепкое пожелание как можно быстрее исправить поломанное и наверстать упущенное.

Скисший прапорщик вернул телефон в карман и обратил начальственный гнев на водителя.

– Что сидишь!? Чини ..... эту .... ! – дальше последовал щедрый набор эпитетов так некстати сломавшегося средства передвижения. Причём в третий раз за последние сто сорок километров, отделявшие прапорщика от складов в Лозовом, покинутых военной автоколонной всего шесть часов назад.

Вцепившийся в руль солдат-первогодок только и смог сказать

– Товарищ прапорщик, надо поднять кабину.

– А чтоб тебя! – на остатках вышедшей злости прапорщик выругался и грузно слез на обочину, даже не хлопнув напоследок дверцей. Стал рядом, достал пачку 'Парламента', торопливо закурил. Скрипнув и брякнув, кабина с шумом откинулась вперёд, открыв постороннему глазу видавшие виды автомобильные внутренности. Водила торопливо подвесил на какой-то выступающий болт лампочку-переноску и занялся процедурой лечения помнивших еще Леонида Ильича автомобильных внутренностей. Резко пахло бензином и ещё чем-то, вроде брошенных на паровую батарею старых портянок вернувшегося с марш-броска пехотинца, ещё грязного и немытого.

Загорудько отвернулся и с наслаждением затянувшись, двинулся в сторону пшеничного поля с явным желанием отлить. Завершив сию процедуру, он не спеша вернулся к 'шишиге' и совершенно уверенно заявил вышедшему из подъехавшего уазика прапорщику Григурко.

– Скоро починим!

– Ну-ну – с сомнением сказал Григурко, увидев, как быстро демонтируется корпус воздушного фильтра. Скинув вбок чёрную кастрюлю, водитель принялся за крепёжные гайки карбюратора.

– Костя! – позвал он водителя 'Уазика'. Из-за руля выбрался дородный детина. Держась руками за свисающий пояс, подошёл к начальству, скептически посматривая на копошащегося в позе 'зю' коллегу.

– Помоги, а то мы здесь до утра простоим – распорядился Григурко и махнул рукой в сторону своей машины – пошли, перекусим, чем бог послал.

Всевышний рукой запасливой жены прапорщика положил сверху в небрежно брошенный на заднее сиденье открытый баул спортивного образца пару кругов краковской колбасы, нарезанный ломтями батон в пакете и тройку заваренных до синевы яиц. Бутылку холодного чая Григурко купил в киоске при выезде из Лозовой.

– Шмаляй – благодушно кивнул Андрей Ефимович на раскрытые «закрома», источавший аромат добротной деревенской еды среди запахов горячего асфальта и дорожной пыли– нам всё равно ещё часа три по трассе тащится. Загорудько немедленно забрался в уазик и погрузился в изучение продуктовых запасов.

– А сам-то? – спросил Сергей, отломив от кральки изрядный кус и обложив его с двух сторон батонными ломтиками на манер гипертрофированного сэндвича, с наслаждением «зашмалял».

– Я уже – ответил Андрей. Приоткрыв дверцу машины, он курил 'Петра', смотря в сторону уже почти севшего солнца.