Александр Дорофеев: Мексиканский для начинающих

— Хочу, мамаситы, сделать столько ключей, сколько в городе коренных жителей, — поделился он мечтой. — Клянусь девственницей Гвадалупой!

Лишь майор Родригесс оказывался гостем второстепенным, если не худших степеней, и вскоре о нем позабыли.

Гости, как часто бывает, медленно собирались, и Шурочка начинала беспокоиться, не мало ли пригласили, — и тут посыпались крупным градом.

Особенно местные древние боги-теотли, от которых ничего, кроме милости, не ожидалось. Какие еще от богов подарки? Но на милость в виде обещаний они не поскупились.

Богиня ночи Иоальи посулила, конечно, божественную брачную ночь. Бог и принц цветов Сочипильи — долгий жизненный путь, слегка тернистый, но усеянный лепестками роз и лилий. Бог Семикак, всегда стоящий на прочной основе, пожелал лучшее из возможного — Всегда.

Забирающая лицо человека богиня Ишкуина уже и тем была хороша и милостива, что ничьих лиц не трогала. Присматривалась, правда, к забинтованной роже майора, да, видно, сочтя ее сильно второстепенной, плюнула и отвернулась.

Только один странный бог Ауикла — без направления и цели — был назойлив, набравшись пульке. Приставал, тянул то в одну сторону, то в другую. Особенно досталось алькальду.

— Цели есть? — спаршивал Ауикла не без подвоха, теребя за галстук и хаотично таская алькальда по желтому физкультурному песку. — Отвечай, падла, богу! Подленькие цели?

— Простите, сеньор! — вырывался Примитиво. — Цели целям рознь! Что вы имеете…

— А ничего не имею, — перебил Ауикла. — Не цепляйся, морда, к бедному богу! Всем от меня надо! Чего хотят?

Он разрыдался беспричинно и заснул в неизвестном направлении.

Верховный бог Кецалькоатль не смог, зато прислал короткую телеграмму-молнию. «Салюд!» [64] Здоровье. — изобразила она в специально отведенном участке неба.

С легкой руки Кецалькоатля телеграмоты поперли цугом, как стаи перелетных птиц.

Иные — от категорически не знакомых персонажей. «Я помню все. Ун бесо. [65] Поцелуй. Похоже, мексиканские поцелуи от беса. Адель».

— Кто такая? Что за Адель? — натурально недоумевал Василий. — Может, твоя подружка?

Но Шурочка уже читала другую грамоту — от бабы Буни.

«Пусть все для вас сбудется — во здравии, с веселием и милостью. Предсказываю судьбу Шурочки — будет улучшаться, пока связана с Васьком. Это же правильно и для его судьбы. Тут у нас хорошо, хотя в гости не зову. А когда-нибудь да свидимся. Подарок за мной не пропадет. Все, что имела, — ваше. С любовью неземной — Буня. P.S. Десять заповедей подучите. Посещайте Малый».

Послание было нетутошним, запредельным — из камня вытесанное, перстом писанное. Помянули Буню, рабу Божью, добрым словом. Помолчали, и Сьенфуэгос дал залп из всех орудий.

Притащили бандероль с острова Рокета. Конечно, в ней был хер моржовый слоновой кости с серпом и молотом, выполненный лично Херардо. Помолчали, помянули словом и петардой.

И ворвался вдруг «Интернационал» в сопровождении Гаврилы с семейством. Все поднялись, недоумевая, откуда это. Ни одного музыкального инструмента! Только Хозефина с мальчиком, напоминавшим коллекционную валторну. С минуту мелодия пожила и эдак заунывно сошла на нет, оставив кучу загадок.

— Вы чего, братаны? — удивился Гаврила. — Мальчонку моего не слыхали? Вчера по телеку показывали в программе «Пердад пердида [66] Потерянная правда. Точнее — бердад, но сути дела не меняет. ». Как хитину нажрется, выпуливает, будь здоров, — с первой до последней ноты. Так пробирает, аж мурашки!

Тем временем Гаврила Второй уже тянулся к фуршету, узрев кое-какие панцирные дары моря. А Первый, подойдя к Василию, зашептал:

— Мы, брат, экспромтом и, пойми, оказались в глупом положении — без подарка. Вот и думаю, преподнесем-ка на свадьбу мальчонку, от всей души.

Василий, не умевший отказываться от всей души дареного, сильно растерялся:

— А что же Хозефина?

— Хозя? Нет-нет, Хозя со мной остается!

— О чем шепчетесь? — подошла Шурочка. — В чем дело?

А дело, как и все, связанное с Гаврилой, принимало странный оборот, быстро обрастая чепухой и нелепицей.

— Любимая, нам дарят мальчика, — сказал Василий, бледнея по мере уяснения сути.

— Какого? — взглянула Шурочка на Гаврилу.

А кстати и сам мальчонка подал от стола интернациональный голосок: та-та-тиим-та-та-тии-та-та-та-та-ти-ти!

— Да вон того — нашенского с Хозей! Гаврилу Второго! Ни пеленок вам, ни сосок. Воспитан и готов к дружбе! Не надо благодарностей, молодожены.