Он ждал долго. Цивилизация насекомых то ли вымерла, то ли куда-то мигрировала ввиду новой войны, оставаться дольше не имело смысла. Как, впрочем, и уходить отсюда. Он все стоял, не вынимая стиснутых холодных кулаков из карманов, совсем не гревших руки, иногда зябко передергивал плечами, шевелил обветренными бескровными губами, иногда закрывал глаза, ежась, приподнимал подбородок, пробовал так найти успокоенным непослушным лицом теплую огненную полоску на небе, пурпурную полоску заката над угольной горной грядой – она четко обозначала конец и начало всего, где был далекий обрез незнакомых скал с щетиной леса. Он думал, как лучше поступить с водителем следующей машины. Временами ему казалось, что Улисс внизу, собрав последние силы, зовет его, решив, что его снова бросили одного. Тогда он рассказывал о самом темном времени суток и его звездах, о летнем утре, чистом, свежем и всегда одиноком – в нем не было боли. Он говорил вполголоса словно для себя, не раскрывая глаз и не шевелясь, он знал, у Лиса отличный слух, хотя сегодня, наверное, боль мешала слушать, он вспоминал бандитские выходки Лиса, капризный характер и нетерпимость ко всему, что никак не соотносилось с понятием его стаи. Он любил привлекать внимание: рисоваться и валять дурака он любил тоже, как-то Лис, вне себя от бешенства, во весь свой немалый рост обнимая его совсем не легкими лапами, яростно рыча и хрипло завывая, дрался с ним в общественном месте у всех на виду, явно нацеливаясь порвать меховую куртку и добраться до горла, Гонгора с трудом держался на ногах, и со стороны, должно быть, это так и выглядело, на них смотрели, отходили подальше и снова смотрели, и из всех только они оба знали, что все это просто такая очень веселая игра, шум от большого здоровья одной сильной стаи. И Гонгора, все так же не раскрывая глаз, тихо засмеялся, потому что Лис ответил ему. Лису было совсем плохо. Гонгора вздохнул, он не хотел больше видеть этих гор, и он сказал громко, что, все-таки пережив этот день, они не могут не узнать, как выглядит звездная ночь и совсем другое утро. Он подумал, что, случись такая необходимость, он бы опять взвалил на себя Лиса и опять проделал бы тот же путь. Вот только разве, может быть, немного бы отдохнул. И попробовал еще раз.
B тот самый момент, когда Гонгора решился наконец перенести на дорогу Улисса и уже начал спускаться к реке, донесся ослабленный расстоянием шум двигателя. Он повернулся. Эхо тихонько пошумливало, искажаясь и множась, не давая толком определить, кто едет и в каком количестве. Гонгора хорошо представлял себе, как встает посреди трассы, преграждает дорогу, его на огромной скорости сбивают и едут дальше. Хотя с таким же успехом можно объехать, стоит только сделать шаг в любую сторону.
Он поднял руку, машина вильнула, встала на обочине в нескольких метрах дальше, машину жалко, мельком подумалось ему. Или тоже со стволом. Опять «птеродактиль». Давно не мытый неопределенного цвета «пузырь» последнего года издания, насколько позволяли судить глубокие сумерки. Выпуклая тусклая линза приспущенного стекла, за ним неподвижная тень. Энергичное, мужественное лицо. Излишне неподвижный взгляд. Не один, нет. Привычная утомленность массой приятных впечатлений. Рядом прелестное создание в мини с чуть подпорченным личиком: взгляд мимо – не сразу. Непонимание. Запах одеколона.
Двое на заднем. Отсюда шло терпение и запах большого хорошо. Скучающие взгляды и, в общем, держатся на уровне, не хватаются за карманы, не орут, не зевают в лицо и пока молчат. Снова кирпичная стена, объяснить заново. Сдержанность и спокойствие, будем терпеливы, сдержанны и спокойны. В конце концов, мне нет сейчас никакого дела, насколько иначе они все воняют и жрут от меня.
Довольно ли теплоты в голосе?
Мужчина продолжал смотреть непонимающе.
– Кх-акой собакам, слушай?! – тихо вскричал он, возмущенно заскрежетав сцеплением. – О людях давай будем думать, да?
Он говорил что-то еще, что-то про чашу и терпение, но его уже было не слышно. Внизу все также шумела за деревьями вода. Он сказал себе, что время, наверное, еще есть.
Догнать. Достать из створок раковины податливое, рывком извлечь из мягкого кресла. Один удар по касательной основанием указательного в адамово яблоко. Всего лишь один удар. Еще один прямой в височную часть. Поздно. Но это еще не конец дня, это вообще еще не конец ничего, будемте терпеливы, сдержанны и спокойны, оставаться тут смысла нет. Если бы только Лис пережил эту ночь. Нет, не говорите сейчас мне, не все так скверно, раз пережит такой день. Все, что пока можно сделать – это разжечь большой костер, похоже, это будет самая трудная и бесконечная ночь из всех: пусть он горит и не гаснет всю ночь.
Читать дальше