Мария Елифёрова - Двойной бренди, я сегодня гуляю

— Да... с симпатией, — по его лицу прошла судорога. — Это-то для меня и было мучительнее всего. Лучше бы вы, как Мэлори, меня открыто презирали. Ваша симпатия меня с ума сводила. Откуда я мог знать наверняка, что я для вас не просто забавное создание? Не мюмзик с косичкой?

— А если мне нужен именно мюмзик? Самый замечательный мюмзик с самой замечательной косичкой на свете?

— Простите, — повторил Лаи. — Я виноват перед вами, я ошибался в вас. Я не думал, что эта помолвка окажется для вас действительной.

— А чем она должна была оказаться?

— Но ведь для землян то, что между нами произошло, не имеет юридической силы.

— Вы правы в отношении себя, — холодно произнесла Лика, — вы действительно идиот.

— Теперь поздно. Если вас это травмировало, значит, мы на самом деле помолвлены.

— Расист, — горько сказала она. — Не только идиот, но и расист.

— Расист?

Это слово больно ударило его, как пощёчина.

— Да, если вы воображали, будто я могу воспринимать всё это как шутку... только потому, что я с Земли. Не все земляне одинаковы, Виктор.

Раздетый до пояса Лаи лежал на неразобранной кровати, уронив голову на плечо Лике. Его локон почти касался её губ, тонкие шелковистые волосы ерошились от её дыхания. Правое колено он подтянул почти к самому подбородку; его правая рука обнимала Лику поперёк туловища. Сапоги он сбросил и лежал в носках. Носки у него были необыкновенные — снежно-белые, до середины икр, кончавшиеся широкой резинкой с чёрно-белыми ткаными узорами. Лика была в футболке и трусиках; её юбка и джемпер, ровно сложенные, висели на спинке кровати. Глядя на маленькое тело дремлющего барнардца, она испытывала чувство острой безнадёжности.

— Виктор, — тихонько позвала она, — вы спите?

— Н-н, — Лаи приоткрыл глаза. Нервные потрясения вызывали у барнардцев приступы тяжкой сонливости, и он не был исключением. Лика погладила его по спине, дивясь округлости его мускулов — как у пятнадцатилетней теннисистки.

— Для чего вам такие красивые носки? Их ведь не видно.

— Для себя, — Лаи плотнее прижался к ней. — Ведь у вас на Земле тоже не всё делают напоказ.

Они по-прежнему не могли перейти на "ты". Хорошо было древним, подумала Лика. Один её знакомый лингвист уверял, что до XXII века в английском языке не различали местоимений "ты" и "вы". Ей не очень в это верилось, потому что у Шекспира употреблялись оба слова, хоть и не такие, как сейчас, а ведь Шекспир жил ещё раньше — но кто их знает, как мыслили в те времена, когда всё казалось простым и ясным, а миф о сотворении мужчин и женщин не предусматривал инопланетян.

Она посмотрела на Лаи. Он отлежал ей руку — локоть и предплечье начинало покалывать, словно пузырьками нарзана; от его свежевыбритого темени всё ещё пахло душистыми салфетками.

— Бедная голова! — сказала Лика и поцеловала его в пылающий лоб. — Если бы я могла навести порядок не только снаружи, но и внутри!

— Я сам не захотел.

В его голосе сквозило печальное упрямство. Он оставался барнадцем до кончиков ногтей — хотя он и носил земное имя, и, ломая свою природу, освоил английский язык. Барнадцам не свойственно рефлексировать и просчитывать последствия каждого шага на много ходов вперёд; они замечают препятствие только тогда, когда оно окажется у них перед самым носом — и либо проламываются насквозь, либо расшибаются насмерть. Вот только кто из них расшибся — он, она или оба?

— Простите меня, Лика. Мне следовало остановиться гораздо раньше. А теперь из-за моего проклятого любопытства вы мучаетесь, как ваш Тантал.

— Но вы ведь и сами себя наказали, — Лика крепче обхватила его плечи. Какая у него всё-таки нежная кожа... — Вам это тоже причиняет мучения, разве нет?

— Не в этом дело!

Лаи приподнялся и выскользнул из-под её руки.

— Чёрт, я не знаю, как вам объяснить, — в отчаянии произнёс он, кусая костяшки пальцев. — Мои проблемы скорее морального порядка. Мне плохо потому, что плохо вам.

Он подскочил и сел, упираясь руками в кровать.

— Было жестоко с вашей стороны обозвать меня расистом, — взволнованно заговорил он, — но я... действительно проявлял высокомерие по отношению к вам — в смысле, землянам. Мерил вас по своей мерке. Не хотел признавать, что между нами существуют объективные различия.

Лаи пригнулся и шепнул ей в ухо:

— У нас не бывает...

Окончание фразы он проговорил так тихо, что Лика скорее угадала его, чем расслышала.

— Вот, значит, как...

Она была уже не в состоянии чему-либо удивляться.