Виталий Забирко - Мародер

Только этого не хватало! Если престарелая дура оттуда спровоцировала своим выигрышем флуктуацию шестого-седьмого порядка, то какая флуктуация может случиться, если жетоны рекой посыплются изо всех автоматов подряд?!

Однако я тут же успокоился, уловив подсознанием посыл межвременного эго, что никакой флуктуации не будет. Страж для того ко мне и приставлен, чтобы сглаживать любые флуктуационные завихрения потока времени вокруг моей особы, и сейчас он занимался именно этим.

Отвлекшись на проделки Сатаны, я увидел незваного гостя только тогда, когда он подошел к стойке бара. Смуглый, сухопарый мужчина среднего возраста, вбезукоризненном темном костюме, с аристократическим лицом кавказского князя и ледяными, остановившимися глазами сел на табурет рядом со мной, достал из кармана золотой портсигар, вынул длинную тонкую сигарету, прикурил. Вел он себя так, словно вокруг никого не было: ни меня, ни бармена, ни молодой пары из российской глубинки и вообще никого в зале казино; будто он до такой степени презирал окружавший его мир, что не считал нужным кого-либо замечать. Определенно его праправнуки мутировали в постантов: похожи они с Воронцовым как две капли воды. Один генотип.

Подошел Сережа и поставил перед ним пепельницу.

— Что будете заказывать?

Новый клиент неторопливо затянулся, выпустил пару красивых колец табачного дыма.

— Коньяк, — наконец обронил он, глядя сквозь бармена.

— Какой именно?

— Хороший, — все так же глядя в никуда, сообщил он.

Сережа налил рюмку «Hennessy», поставил на стойку и отошел к провинциальной парочке. Наклонившись к ним, он что-то тихонько сказал, лица у молодых людей вытянулись, они опасливо покосились в нашу сторону, быстро расплатились и поспешно ушли.

Я посмотрел в зеркало и увидел сопровождающих «кавказского князя». Двое ребят спортивной комплекции в джинсах и просторных светлых рубашках стояли у игральных автоматов вполоборота к бару и делали вид, что играют. Один стоял справа, другой- слева, отрезая мне пути к бегству. Но я не собирался бежать.

«Князь» пригубил коньяк, поморщился и поставил рюмку на стойку.

— Меня зовут Арчил, — представился он, не считая нужным повернуться ко мне лицом.

Я промолчал, хотя на языке язвительно вертелось: «Кто же не знает Арчила? Такую личность издалека видно!» Намазал последний кусочек оленины горчицей, затем хреном и, отправив в рот, принялся методично пережевывать. Прав был Сережа: горчица с хреном напрочь перебивали вкус оленины, но в момент опасности во мне подсознательно проявилась сущность реликта. Там ни крошки, ни капли съестного не мог оставить. Не такое приходилось едать.

Арчил снова пригубил коньяк, снова поморщился.

— А ты — никто, и звать тебя — никак, — изрек он, по-прежнему не глядя на меня. — По моим данным, ни к силовым структурам, ни к криминалу ты не имеешь никакого отношения. Пустышка. Червь.

Я заломил бровь и с любопытством посмотрел на него. Надо же, сколько амбиций! Будь на его месте блюститель стабильности, я бы стушевался, но слышать такое от местного… Раньше я избегал подобных ситуаций, скрупулезно просчитывая на вариаторе каждый шаг, и боевой психокинез применял только во время акций. Без знания будущего не такой уж сладкой оказывается простая жизнь в этом времени.

— Правильные у тебя данные, — согласился я. — Добротная у Оганеза «крыша», если она имеет своих людей в силовых структурах. Да и по тебе сразу видно — орел! Что же заставило орла снизойти до червя и. подобно курице, разгребать навоз?

Ни один мускул не дрогнул на лице местного криминального князька. Он затянулся сигаретой, выпустил большое красивое кольцо и сказал в никуда, будто разговаривал со своим отражением в зеркале за стойкой бара:

— Ты обидел моего друга, не расплатился с ним за обед.

— Ах вот ты о чем! — усмехнулся я. Хотел напомнить, что Оганез предложил «кушать за его счет», но не стал. Знал я эти криминальные заморочки, когда «его счет» становится моим. — За мной не заржавеет. Сколько я должен?

— Вчера в кафе было тридцать долларов, — бесцветным тоном сказал Арчил. — Сегодня это три тысячи. Завтра будет тридцать тысяч. А послезавтра у тебя не будет такой суммы, чтобы расплатиться, и я тебя зарежу.

Аристократическим жестом он стряхнул с сигареты пепел, снова пригубил коньяк. Акцента в его голосе не чувствовалось, и только последнее слово он произнес твердо, по-кавказски: «зарэжу». Наверное, на местных действовало его презрительное спокойствие, но я-то не местный. Я бы и в одиночку справился с ним и с двумя его подручными, но подкоркой почувствовал, что Сатана предпринимает какие-то свои меры, и расслабился. Если приставили ко мне стража, пусть занимается своим делом, не буду мешать.