– Я бы тоже, – поддакнул малыш.
– А в чем ее прегрешение? – рядом, притормозил еще один мальчик.
– Шлюха убежала от мужа с астрономом, вон с тем, – парень показал на тело, насаженное на кол с другой стороны площади.
Казнь не завершилась. Тело подергивалось на пронзившей его арматуре.
– Он еще дышит.
– Это хорошо, пусть дольше помучается.
– А зачем ему надо дольше мучиться? – спросил малыш.
– Это надо нам, а не им.
– Эх, жаль, что блудница умерла раньше вора! Видел бы ты, как они тянули друг к другу руки и вопили: «Прости меня!», «Нет, ты прости!», «Любимая!», «Любимый!»
– Жаль что с них кожу не сняли.
– Кожу? Ишь, чего захотел! Кожу снимают не за секс, а за политику.
– «Измена мужу – и есть политика», – так сказал вещатель.
Старший мальчик снова бросил камень:
– И ты брось, – потребовал он у малыша.
– Почему ты думаешь, что живым на кресте хуже, чем мертвым в аду?
– Сам знаю, что ничего плохого на том свете нет. Посмотри: черепа ржут над нами. Видишь – зубы скалят, радуются, что у нас, дураков, смертные муки еще впереди.
– Они страшные. Я боюсь, – захныкал малыш.
– Будь проклят, вор! – в сторону мученика полетел увесистый булыжник. Но мученик не шевельнулся.
Второй пацан поднял камень.
– Иди в ад!
Раздался гулкий шлепок, из расколотого лба вытек мозг. Надсадные стоны поперхнулись утробной икотой, и вор, задергав членами, затих.
– Убил! Что же ты наделал! Он мог бы мучиться еще три дня! Ты тупой! Если кто-нибудь заметил, что ты избавил преступника от мучений, тебя самого казнят.
– Откуда я знал, что в этот раз не промажу? Ведь, правда, не знал? Ты же сам дразнишь, что я косорукий!
– Да, ты такой!
– А я не косорукий. Ведь попал же, попал с первого раза!
– Валим отсюда. И никому ни слова, – сказал старший.
Он свистнул остальной компании. К ним подкатила еще пятерка пацанов:
– Че свистел?
– Сматываемся!
– Гляди – рука! – один из мальчиков подобрал выбеленную временем кость и запустил в ухмылку распятой блудницы.
Череп дернулся и с хрустом отломился. Голова покатилась по бетонным плитам, зияя пустыми глазницами.
– Лови!
– Бей!
– Пасуй!
Мальчики удалились, пиная по мертвой голове.
За моей спиной мелькнула тень. Старуха на роликах сказала:
– Вот оно, будущее. Маленькие мужчины. Хозяева мира, где все устроено по заказу сильного пола. Власть – закон волосатого самца, пинающего по женской голове.
– Кто вы?
– Жди, он придет, – сказала она и тут же, исчезла за колоннами.
Холодная тень преградила дорогу.
Коротышка, сопливый сатир на полусогнутых. Мрачное существо.
Он повел носом в мою сторону. Жадные ноздри расширились, вбирая запах. Анализаторы тонко загудели, стараясь расшифровать мой генокод.
Этот пластирон был особо неотвязный.
Я вытащила баллон с дезодорантом и пустила в его нос шипучую струю.
– Получи!
Всегда ношу с собой самодельный распылитель. Уверена, что запах керосина и трупных ос надолго парализует альвеолы бдительного стража.
– Чихай, чихай! На здоровье! А мне пора! Теперь я для тебя никто. Не человек. Пустое место. Твой анализатор бесполезен.
Мой скейборд понесся на высокой скорости дальше от этого места. Но вдруг я услышала впереди:
– Ни с места, непроиндексированный гражданин!
Еще один страж!
Этот пластирон был необычен на вид. Сверкал, как фольга для запекания. Смотрел исподлобья и непреклонно чеканил:
– Согласно параграфу пять дробь восемьдесят восемь требую остановиться и предъявить радужку.
– Радужку?
Хорошенько оттолкнувшись, я рванула с места, на прощанье предъявила стражу средний палец.
Но пластирон легко догнал, завернул руки за спину, и вот уже над моим плечом застыл инъектор.
Попалась. Плохо дело.
Через секунду мне будет больно, очень больно.
Но зато на все плевать.
Жду.
Щелчок – и едкая капсула парализует сначала плечо, потом сведет шею, и я не смогу сделать ни шагу, зависну в пространстве, слыша лишь оглушительный стук сердца.
Потом мое искаженное болью лицо ослепит фотовспышка.
Когда начнется трансляция новостей, уродливую гримасу протащат крупным планом поперек всех рекламных роликов, и мониторы захлебнутся от радости, что пойман и обезврежен еще один непроиндексированный гражданин. Детки в прыгалках завопят от ужаса. А правильные мамочки будут тыкать пальцем в окосевшую рожу:
– Дети Сатаны! Монстры! Покарай их, великий Манз!
Читать дальше