— Я не хочу произносить его имя! — надрывался коротышка. — Если я это сделаю три раза, он умрет!
— Думаю, что теперь я понимаю, — сказал Шац. — Вы боитесь называть имена три раза, опасаясь результата. Ну, хорошо, а чего вы хотите от нас?
— Чтобы вы меня заперли. Не позволяйте мне произносить чье-либо имя трижды. Бог знает, скольких людей я могу погубить. Я смертельно опасен!
Шац уверил коротышку, что здесь ему окажут всю необходимую помощь, и передал парня в смотровую, чтобы завести историю. Это было непросто, потому что тот до сих пор не назвал себя, и доктор Мерримен, заведующий психиатрическим отделением, чуть не заработал инфаркт, пока бодался с пациентом.
После того, как парня, наконец, облачили в пижаму с длинными рукавами и выделили ему койку, мы с доктором Шацем остались вдвоем.
— Черт знает что, он тут наболтал, — сказал я. — Думать, что люди умрут, если произнести их имя три раза. Тут у любого поедет крыша.
— Рудимент детства, — ответил он и объяснил мне, что дети подсознательно верят в силу своих желаний.
Я тут же вспомнил некоторые подробности собственного детства: про то, как мой старик своим ремнем внушал мне ужас, и я много раз желал ему смерти, а потом трясся от страха, что отец и вправду умрет, и смерть его будет на моей совести. Но я перерос это, объяснил Шац, как это происходит с большинством людей. Но у некоторых, включая нашего маленького незнакомца, их детские представления не теряют свою силу, что часто приводит к подобным результатам.
— Но тот тип, которого он упомянул, Пол Майклс, — вспомнил я, — Раненный грабитель, он ведь лежит прямо в нашей больнице. В критическом состоянии, в соседнем отделении.
— У нас городская больница, — устало ответил Шац, закуривая сигарету, — Все, кому не светит частная лечебница, попадают к нам. Включая таких типов, разумеется.
— Будут ли у вас какие-то особые указания? — поинтересовался я.
— Да нет, пожалуй. В подобных случаях пациенты редко склонны к суициду или агрессии, если чувство вины не выходит из-под контроля. Главное, обеспечить ему покой. Ну, и давать успокаивающее, если понадобится.
У меня было много работы в отделении, чтобы на некоторое время забыть о коротышке, да он и не создавал никаких проблем. Прошел час или два после ужина. Мне пришлось переставить некоторые кровати и сопроводить одного несговорчивого клиента в комнату гидротерапии, так что я почти не обращал внимания на маленького парня, с беспокойством зыркавшего по сторонам.
Вдруг он подошел ко мне, отчего-то нервно трясясь, и схватил меня за плечо обеими руками.
— Я все время думаю об этом… этом имени, — забормотал он. — Я все еще хочу произнести его. Сделайте хоть что-нибудь! Не дайте мне его назвать!
— Кого? — спросил я, не сразу поняв, о чем речь. Только потом до меня дошло: — Ты имеешь в виду этого налетчика, Пола Майклса?..
Коротышка побледнел и прыгнул на меня, желая заткнуть мне рот, но слово уже вырвалось. Пришлось скрутить парня и позвать медсестру, которая вкатила ему фенобарбитал. Все это время, пытаясь успокоить его, я не переставал объяснять, что сожалею о том, что ляпнул это имя.
— Теперь я точно произнесу его, — угрожающе проскрежетал он, весь дрожа, — Даже не сомневайтесь.
Он вяло протопал к окну и сел там, обхватив голову руками.
Я лег спать около полуночи, продолжая размышлять о бедном маленьком парне, который считал, что он может вот так вот запросто убивать людей.
Утром я должен был смениться, но не тут-то было. В коридорах оказалось полно полицейских. И доктор Шац выглядел серьезно взволнованным.
— Я даже не знаю, как сообщить это нашему новому пациенту, — сказал он, качая головой. — Тот Пол Майклс, который лежал…
— Лежал? — оборвал его я. — Что вы хотите сказать? Его перевели в тюремную больницу?
— Он мертв, — произнес Шац.
На несколько секунд я потерял дар речи.
— Ай, болван! — проворчал я, злясь на самого себя, — Я чуть было не поверил, что это сделал коротышка. Ведь Майклс был смертельно ранен. Он одной ногой в могиле стоял.
— Все верно. И не было бы ничего удивительного, если бы он умер… от пулевого ранения. Но ему перерезали горло.
— А коротышка?
— Мы ввели ему мощную дозу нембутала. Он кричал, что произнес имя Майклса трижды, а значит, Майклс должен умереть, и что вся ответственность лежит на нем.
— И он пока еще ничего не знает, — догадался я.
— Естественно, нет. Зачем ему лишние потрясения.
В больнице царила сплошная неразбериха, с верхнего этажа до подвала, так что мне пришлось позабыть о том, что моя смена закончилась. Все наши больные, кроме коротышки, запертого в одиночке, каким-то образом уже узнали о Майклсе — такие вещи просачиваются сами собой, без вашего участия, и мне пришлось потратить время, чтобы успокоить пациентов. Между делом я узнал кое-какие подробности.
Читать дальше