Гораций Голд - У финишной черты

Уоррен озадаченно посмотрел на него.

— Хотите сказать, вы верите в то, что он назвал имя Майклса три раза, и тот умер.

— Конечно, нет, — сухо ответил Мерримен. — Это поразительное совпадение, которое заслуживает внимания, вот и все. Или, возможно, мое представление о работе полиции отличается от вашего.

Я не знаю, как Шацу это удалось, но он убедил капитана Уоррена, что доктор Мерримен уже в годах, и его старческую причуду следовало бы удовлетворить. Я сопроводил их до кровати коротышки, только-только начавшего выходить из-под седативного воздействия препарата. Он еще был немного не в себе, но, увидев, как мы вошли, спрятал левую руку под одеяло.

Собственно, все, что вам нужно, чтобы заставить полицейского незамедлительно среагировать — так это либо среди бела дня как угорелому выбежать из банка, или вот так подозрительно быстро спрятать руку. Уоррен сорвал с пациента одеяло и после недолгого сопротивления заставил раскрыть пальцы. Под ногтем мизинца коротышки виднелось что-то красное.

— Кровь? — поразившись, спросил я, после чего мне пришлось заняться пациентом. Он так и норовил вырваться, пока капитан Уоррен пытался сделать соскоб с его пальцев.

Это оказалась не кровь. Губная помада, что можно было определить и без лаборатории.

— Ну, вот, — убежденно заметил доктор Шац. — Видите? Вы нарушили покой моего пациента, и ради чего?

— Это мое дело, — сквозь зубы ответил Уоррен. — И я собираюсь еще немного побеспокоить его.

Он заставил меня вывести коротышку. Я не хотел, но доктор Мерримен отверг возражения Шаца, и приказал мне. Двое полицейских силой переодели парня в халат Салли Нортон и накрасили ему губы красной помадой.

А знаете, в этом стройнящем халатике и с колпачком на голове он выглядел весьма неплохо. Даже интереснее, чем Салли, надо сказать.

— Ладно, — согласился Шац, — возможно, он сумел бы в полумраке проскользнуть мимо Слэттери. Допускаю. Но почему вы считаете, что он это сделал. Да и зачем ему это?

— Во-первых, помада на мизинце, — сказал Уоррен. — Иногда приходится подправлять помаду пальцем. А что касается вашего «зачем», то это зависит от разных обстоятельств. Если парень просто псих, он мог зарезать Майклса потому… потому, что он псих. Но, предположим, что он — тот самый сбежавший грабитель, его сообщник, а Майклс — единственный, кто мог рассказать о нем и опознать. И пока Майклс лежал в коме, этому типу нужно было только пробраться в больницу любым возможным способом и перерезать сообщнику горло, чтобы навеки заткнуть его. По-моему, все сходится.

Доктор Мерримен кивнул.

— Именно об этом я и подумал, капитан, — сказал он.

— Ты лжешь! Ты лжешь! — закричал коротышка. — Я назвал его имя три раза, и он умер! Они все умирают! Это мое проклятье!

— Хорошо, давайте проверим, — сказал доктор Мерримен. — Произнесите мое имя три раза.

Коротышка съежился и отступил.

— Я… Я не могу. Уже достаточно смертей на моей совести.

— Я приказываю! — крикнул доктор Мерримен, его лицо опасно раскраснелось. — Произнесите мое имя три раза!

Коротышка бросил на доктора Шаца умоляющий взгляд.

— Разрешаю, — успокаивающе кивнул он. — Я знаю, ты убежден, что это действует, но это полностью противоречит логике. Слова не могут убить. Ты сам себе это докажешь.

И коротышка, бледнея и дрожа, трясясь так, будто сейчас умрет от страха, произнес имя доктора Мерримена три раза.

Уоррен снял с пациента отпечатки пальцев и поручил Слэттери и еще одному охраннику караулить палату сумасшедшего коротышки.

Когда на следующий день я пришел на работу, в отделении царила необычная тишина, как на поминках. Салли Нортон рыдала, на докторе Шаце лица не было. И коротышка носился кругами в своей палате, крича, что ему не нужно было соглашаться делать это.

— Что делать? — все еще не понимал я.

— Доктор Мерримен умер прошлой ночью, — сказал Шац.

Я с ужасом посмотрел на маленького человечка.

— Это он?

— Нет, нет, конечно, нет, — сказал Шац, но уже далеко не тем спокойным, уверенным голосом, как вчера. — У доктора Мерримена было слабое сердце. Он мог умереть в любое время. Возможно, он испытывал бессознательное желание избежать боли и страха, и заблуждения пациента, вероятно, подтолкнули доктора Мерримена таким образом облегчить себе страдание. Он убедил себя психологически. Это как смерть от проклятья вуду. Жертва захотела собственной смерти, и проклятье сработало.