Здравко Сребров - Роман одного открытия

— Ты изображаешь его каким-то святым!

— Святым?.. Ах ты, ручной кролик, — она неожиданно растрепала Рудко волосы, — если он тебя услышит, уничтожит иронией… Рудко. Ты знаешь, какой репутацией пользуется в некоторых кругах Георг?.. Среди этих «святых», пуритан, «вегетарианцев», «стопроцентных революционеров», как он их клеймит… Раз он мне сказал: «Разбойником меня считают…», но главное другое. Теперь он исчезнет в мрачных кварталах бедноты, в своем «царстве низов», как он его называет. Что он там делает, с кем встречается, словно там черпает он свои силы, туда устремляет орлиный взгляд… Опасно влюбиться в Георга, любовь к нему может убить. А Елена Баргазова такая… как сказать… цельная натура, и она сгорит. Ее любовь мрачна — ничто ее не остановит и… она разобьется о гранитную скалу, как ослепленная неожиданным пожаром птица… То, в коммуне, было только прелюдией. Настоящая драма сейчас начинается… Если бы я могла ее остановить. Если бы Георг был более заурядным. Если бы были другие времена… Не знаю…

Эрнестина замолчала, задумалась. Как будто устала. Продолжила:

— Каждый носит в своем сердце катастрофу в этом мире… демонов. Мы все осуждены, — улыбнулась какой-то новой, скорбной улыбкой Эрнестина. — И знаешь? Когда я говорю, думаю, вижу устремленные на меня его глаза, его улыбку — мне кажется, я думаю его мыслями! Куда он нас ведет?..

Рудко вздрогнул от неожиданной ревности:

— И ты его любишь!..

Эрнестина как-то по-детски улыбнулась:

— Такого человека можно только любить или… ненавидеть. Он всем волнует — не оставляет в покое. Заставляет думать, чувствовать, жить, бороться. Но я счастлива, — вдруг громче зазвучал ясный голос Пробирки. — Даже, знаешь, Рудко, я бы не желала быть гражданкой будущего мира, в котором не будет борьбы… Скучным мне кажется этот мир без драм.

— Почему без драм? — горячо возразил Овес Рудко. — Ты думаешь, что не будут рождаться такие люди как Баргазова и Георг?

— Я в этом убеждена — не будут рождаться! По крайней мере, такие как Георг — это детище нашего кровавого века насилия и борьбы за лучшее будущее… Это не я, — от чистого сердца расхохоталась она, — это Георг так говорит. Это его мысли… — Она слегка поморщилась, но скоро ее обычная улыбка озарила лицо. — А в «лучшем мире» за что будет бороться Георг?.. Нет, Рудко, даже и ты, и я, мы детища этого ненавидимого нами общества, хотя и незаконные… Если не погибнем, мы внесем нашу тоску по прошлому, наше опасное недовольство… Георг — в «безумстве храбрых» зачата его душа… Он даст все, всю свою неукротимую страсть, огненную мысль, ненависть, кровь любви — народа, бедноты… Ах, как он любит бедных, простых людей и как страстно их защищает от лжецов и насильников!.. А Елена глубокая, гордая натура — она не потерпит быть «на закуску», «отдыхом», «лакомым кусочком» — слишком сильно у нее чувство собственного достоинства и еще сильнее ее любовь… Я уже сейчас вижу… Но нет… Разве не в этом сила и красота любви?! А я? — улыбнулась ясными глазами Пробирка. — Кого я люблю, кроме самой себя? Всех и все: весь свет, людей, музыку, искусство, Георга, Данко, Баргазову, тебя, Белинова, Нону, Радионова… Да, Рудко, когда же ты меня сведешь с этой необыкновенной женщиной? — Она погрозила ему пальцем: — Ах, вы — все вы влюблены в жену Белинова, Нону. Потому что недоступна, не так ли? А что она, недоступна? — Эрнестина лукаво взглянула на Рудко.

— Не знаю, — Рудко вздохнул. — О Ноне не следовало бы так говорить…

— Хорошо… А ты молчишь… Ну выкладывай, Рудко.

— Вот что, Эрнестина — ты понимаешь, но когда я тебя слушаю, думаю, что ты стараешься вывернуться. Не очень то тебе хочется иметь новые заботы — достаточно тебе Баргазовой. Но знаю, что ты уступишь и… да, и для Ноны Белиновой — любишь ты влюбленных женщин.

— Потому что сама не могу влюбиться, так что ли? — перебила его с повеселевшими глазами Эрнестина.

— Может быть, не знаю, мне все еще непонятно женское сердце, и при помощи ультрамикроскопа не могу проникнуть в его сокровенные тайны. Но я вот что хочу от тебя — совсем серьезно. Знаешь, хотя ты и в отпуску (профессор вас разогнал — тебя, Данко, я единственный остался в институте), Белинов не имеет успеха в нашем институте. Я думаю, что он является жертвой какого-то шантажа. Он гордый, сразу понял, выдержал, но не знаю, до каких пор… Профессор пожелал говорить с ним с глазу на глаз, но Белинов отказался… Видишь ли, я думаю, что мы должны ему помочь.