Дмитрий Липкинд - IT AS IS [сборник]

— Здорово, братушка! — сказал он, протягивая руку для пожатия. Слово «братушка» он произнёс с ударением на букву «у».

Я молча разглядывал этого человека. Он был немолод и мрачен. Лицо у него было кирпично-красного цвета, как у всех людей, что большую часть своей жизни проводят на открытом воздухе. В купе с короткой стрижкой и узким лбом он производил впечатление сельского жителя. Одежда его была старой и истёртой. Ещё немного, и её можно было бы назвать лохмотьями.

— Ну не хочешь клешнями трясти — как хочешь. Меня звать Ярик Эребович. Можно просто Ярик.

— Вот значит ты какой, Ярик, — кажется, я понял, кто находится передо мной.

— В общем, я что подошёл-то. Мне тут на проезд не хватает, у тебя деньги есть? — спросил Ярик, зачем-то обнимая меня за шею левой рукой. От него неприятно пахло потом. Правой рукой Ярик показывал на реку так, будто демонстрировал гостям свою квартиру.

Я проследил за его жестом. Недалеко от нас на песок была вытащена лодка. Удивительно, как только я её раньше не заметил.

— Мне всего одну монетку надо, неужели для братушки не найдёшь?

— Нет с собой, — ответил я.

— Ну ты и жмот, — неожиданно объятия Ярика превратились в удушающий захват. И почти сразу я почувствовал жгучую боль справа под рёбрами. Последнее, что я увидел — это окровавленный нож в руках Ярика.

Полупустой трамвай, громыхая, ехал по улицам города. Мальчик лет двенадцати сидел в трамвае около окна, прижав к груди футляр со скрипкой. Его звали Игаль.

Это имя, несмотря на все отговоры родственников, дал ему отец, Андрей Эдуардович, охваченный внезапным приступом любви к далёкой восточной стране, которую он считал своей исторической Родиной, и где он никогда не был. О том, как у человека может быть две Родины — обычная и историческая, и чем одна из них историчнее другой, Андрей Эдуардович старался не думать. Игаль был поздним и к тому же единственным ребёнком. Поэтому рос он несколько избалованным мечтателем.

Больше всего на свете Игаль любил две вещи — играть на скрипке и бабочек.

Около последней двери вагона сидел кондуктор — женщина неопределенного возраста. Она дремала, подперев голову рукой. На коленях у неё лежала увесистая сумка-касса, до отказа набитая железными монетами и десятирублёвыми купюрами.

На задней площадке трамвая стояла компания подвыпивших молодых людей. Они наполняли себя пивом прямо из коричневых пластиковых бутылок и обменивались грубыми шутками, после каждой из которых салон трамвая оглашал пьяный хохот. Игаль радовался, что он сидел в середине салона, достаточно далеко от них, и старался, ничем не привлекая внимания, смотреть в окно.

Там, за окном трамвая, медленно ползли дома, автомобили, другие трамваи и рекламные плакаты. На одном из них был изображён мужчина в светло-синей рубашке без галстука и дорогом пиджаке. Мужчина сидел за огромным столом, заложив руки за голову и откинувшись на спинку кожаного кресла. Рядом была надпись: «Pompa de Jabón Banko. Выгодные кредиты. Покупай сейчас, плати потом». «Интересно, что этот банк делает с потом? — задумался Игаль. — А, наверное, имеется ввиду не выделения потовых желез, а поговорка «добиваться потом и кровью». Тогда и впрямь, такие кредиты выгодны банку».

Вдруг боковым зрением он заметил какое-то движение. Через весь салон пролетела крупная красно-оранжевая бабочка и принялась биться в заднее стекло вагона, как раз около пьяной компании. Казалось, никто кроме Игаля её не заметил. Пьяные подростки продолжали громко смеяться и размахивать руками. «Они же могут случайно раздавить эту бабочку! — с ужасом подумал Игаль. — Нужно как-то вытащить её оттуда». Но подходить к ним было слишком страшно, поэтому Игаль решил подождать немного, в надежде на то, что либо бабочка вылетит из трамвая, либо компания выйдет на одной из остановок.

Конечно, ни того, ни другого не произошло. Бабочка только подлетела совсем близко к пьяным. Вот она уже порхала около пивных бутылок. И чем дольше Игаль ждал, тем выше становилась вероятность того, что один из этих парней раздавит бабочку. Может быть специально, а может быть просто не заметив, взмахнет рукой с бутылкой и размажет хрупкое тельце по стеклу.

Вдруг один из пьяных заметил взгляд Игаля и сказал что-то своим друзьям. Они все тут же замолчали и практически одновременно обернулись. В этот момент Игаль понял, что больше ждать нельзя. Пошатываясь, он встал со своего места и, прижав футляр со скрипкой к груди, пошёл, спотыкаясь, прямо к пьяной компании, туда, где всё ещё билась в стекло красно-оранжевая бабочка. Сейчас он представлял себя Александром Матросовым, который, тихонько посмеиваясь, встаёт в полный рост посреди окоп и идёт прямо на амбразуру немецкого дота. Или Цви Грингольдом, в одиночку обращающим в бегство десятки танков противника.