Дмитрий Липкинд - IT AS IS [сборник]

— Это Юля, моя подруга, — сказала Лили, едва заметно кивнув в сторону девушки, — а это Тимон, друг. Ну, Юлин друг.

Парень молча протянул мне огромную ладонь. Я подумал, что он вполне мог бы быть Юлиным дилером. И как любой дилер, сам он не принимал ничего такого. Вместо этого он тоннами жрал протеины и поднимал тяжести.

Интересно, каково это — быть посредником между магазином спортивного питания и канализацией? Если бы бодибилдеры могли неограниченно наращивать массу тела, они, должно быть, умирали бы от голода, съев все питательные вещества вокруг себя. Но зачем? Тело в любом случае состарится и истлеет, а яд следования общественному мнению будет мучительно выходить из души сотни лет.

— Тимон, — прогудел парень.

Я пожал протянутую мне ладонь.

— Сов, — ответил я. Тимон удивлённо вскинул бровь. Так бывает почти всегда, когда я представляюсь незнакомому человеку. Да, мой отец, Марк Сафатов, был не без чувства юмора. И страну свою любил, пусть любовь и не была взаимной.

— Совет, его зовут Совет, — перебила меня Лили, — имя такое у человека, понимаешь?

— А, — протянул Тимон, и, потеряв ко мне всякий интерес, бросил окурок на пол. Ударившись о бетонные плиты, огонёк сигареты разлетелся на несколько ярко-красных искр и погас.

Мы с Лили зашли в квартиру и закрыли за собой дверь. Это была типичная квартира из тех, объявления о сдачи которых на часы и сутки висят на каждом столбе: одна комната, маленькая кухня, смежный санузел и прихожая, в которой едва можно поместиться вдвоём. «Квартира гостиничного типа» — так её называют риелторы. Это правильное название — в такой квартире не покидает чувство, что ты находишься в гостях.

Вся мебель в комнате состояла из журнального столика у стены, разложенного дивана в центре и горшка с засохшим цветком на подоконнике. Оконные рамы были старые, и краска местами облупилась. По стеклу змейкой извивалась небольшая трещина. Мятое бельё на диване не оставляло никаких сомнений о том, что обычно происходит в этих стенах. Лили взяла меня за руки и упала спиной на этот диван, потянув меня за собой. От неё пахло пивом и дешёвыми цветочными духами. Но больше, конечно, пивом.

Раньше в этой квартире жила какая-то старушка. Скорее всего, когда-то в углу комнаты на полке стояла икона. Сейчас об этом напоминал только менее выцветший кусок обоев. Когда старушка умерла, её дети первым делом выбросили икону, а вторым — расклеили по городу объявления о сдаче квартиры. По этому телефону и позвонила Юля. Когда ей сказали, что два часа подряд будет дешевле, она решила позвать свою подругу Лили. Ну и меня.

Кстати, умерла старушка как раз на этом самом диване, на котором сейчас Лили старательно обнимала меня ногами, и на котором минут двадцать назад верзила Тимон подминал под себя хрупкую бледную Юлю.

Вот примерно так одно поколение сменяется другим.

Когда всё закончилось, я, слегка пошатываясь, пошёл в ванную комнату, чтобы выбросить использованный презерватив в мусорное ведро. Этот ритуал неукоснительно выполняется мной. Какие бы позы и способы мы не придумывали, всё заканчивается одинаково — я встаю и, стягивая на ходу презерватив, шлёпаю босыми ступнями в ванную, или на кухню, или ещё куда-то, где стоит мусорное ведро. Перед тем, как выбросить, я внимательно смотрю, не порвался ли он. А потом выбрасываю. Кусок резины, наполненный моим семенем изнутри, и омерзительно-скользкий снаружи, падает либо в груду картофельных очисток, либо в консервную банку, либо в какие-то порванные бумаги. А потом я смотрю на себя в зеркало.

Не знаю почему, но я не сразу узнаю себя в нём.

И мне становится интересно, что происходит с моей Лили в это время? Может быть, она исчезает или превращается во что-то? Во что-то первобытное и ужасное, в тот самый кромешный ужас, который таился в тёмных сводах пещер и которого так боялись наши далёкие предки, и от которого прятали младенцев. Смотря на использованный презерватив в мусорном ведре, я понимаю, что прятаться есть от чего. Наверное, руки её в этот момент становятся подобны крыльям и обрастают перьями, а милое лицо принимает очертания свиного рыла… Или, может быть, она думает о чём-то особенном?

Всё это вряд ли. Скорее всего, она ни о чём не думает, а просто лежит и смотрит в потолок.

Вернувшись из кухни и плюхнувшись рядом с ней на продавленный диван, я и спросил у Лили, хотела бы она завести детей. Нет, не сейчас, и не обязательно от меня — но мне на самом деле было интересно, что она думает об этом. В ответ она лишь рассмеялась — глухо, утробно.