Дмитрий Липкинд - IT AS IS [сборник]

Было в моей подруге что-то демоническое, что-то такое, что я был не в силах понять и что меня неудержимо влекло к ней.

Лили затихла, так же внезапно, как и рассмеялась. Мне показалось, что она даже перестала дышать. Я смотрел в потолок, поэтому у меня не было никаких оснований полагать, что она всё ещё лежит рядом со мной — я не слышал её дыхания, не видел её и не прикасался к ней. И тут я подумал, что она может и не существовать вовсе. Возможно, Лили — лишь плод моей фантазии, а наши забавы с ней — акт онанизма. Думая так, я чувствовал, как проваливаюсь в сон, тяжёлый и душный, когда ты и не спишь вовсе, а просто лежишь неподвижно, потеряв чувство времени и связь с окружающей действительностью.

— Ага, вот вы где! — раздался звонкий голос Юли в прихожей. Лили тут же вскочила, и, натянув джинсы и майку прямо поверх голого тела, выбежала к ней.

— Да что ты тут делаешь, час ещё не прошёл! — кричала она. А Юля отвечала:

— Мне стало очень интересно, что вы тут делаете. Можно я посмотрю?

— Нет, давай уходи, — упиралась Лили. А Юля всё повторяла:

— Ну давай я посмотрю…

А я лежал голый на продавленном диване в крохотной комнате обычного панельного дома, расположенного в спальном районе провинциального города. Лежал и смеялся. Тогда жизнь казалась мне такой лёгкой, такой невероятной и такой длинной.

Я стоял под окнами той самой квартиры. Сейчас вместо деревянных рам и стекла с трещинкой здесь были установленный современные тройные стеклопакеты. За ними висели тяжёлые багрово-красные шторы. Наверняка жильцам этой квартиры шторы представляются чем-то вроде театрального занавеса. Готов ручаться, к шторам ещё прилагается бахрома и золотистые завязки с дурацкими кисточками. Бывшие хозяева справедливо рассудили, что выгоднее продать квартиру, чем регулярно сдавать её придуркам вроде тех, которыми были мы.

Я пошёл дворами вниз, к реке. Было безлюдно, как бывает только утром в предрассветные часы. Перейдя дорогу, я спустился на пляж. Помню, вечером того же дня, много лет назад, мы сидели на берегу.

Лили лежала в купальнике на песке, задумчиво накручивая на палец прядь своих тёмных волос. Когда я её спросил, зачем она это делает, в смысле зачем лежит ночью на пляже в купальнике, она ответила, что загорает. По её словам, от солнечного света темнеет кожа, а от лунного — загорает душа. Глупо иметь смуглое тело и быть совсем бледным внутри.

Мы играли в «вопросы». Один говорит утверждение, и спрашивает что-то, а второй отвечает, и задаёт вопрос, исходя из своего ответа. Эта игра получилась у нас сама собой. Нет, здесь не было ни капли соревнования. Просто так, за пеленою слов, мы начинали чувствовать что-то настоящее, некие сущности, стоящие за словами.

— Есть свобода, а есть свобода выбора, — говорила Лили, и её волосы слегка колыхались на ветру, — как ты думаешь, Сов, в чём разница?

— Свобода — это то, чего у нас скоро не будет, — ответил я, — а свобода выбора — это то, что мы купим, заплатив собой. А что бы ты стала делать со свободой?

— Я бы променяла её на что-нибудь полезное. Например, на банку содовой. Ты знаешь, что такое содовая? — Лили едва заметно сглотнула.

— Нет. Возможно, это вода с содой. Я много раз слышал про неё в фильмах и читал в книгах, но никогда не пробовал, — вздохнул я. — Мне даже кажется, что содовая — это информационный имплант. А какие импланты есть у тебя?

— Брюква. Я не знаю, что это, и никто не знает, — не задумываясь, ответила Лили, — точнее, все знают, но никто из них не прав. И никто ни разу брюквы не ел. Скорее всего, её нет. А чего не видел ты?

— Я не видел птенцов голубей. Да, следуя банальной логике, они должны быть. Но я их не видел, и никто их не видел. В некотором роде, брюква есть то же, что и птенец голубя. Это некое двуединство. А чего два у тебя?

— Знаешь, у меня есть два слова, которые сделают нас свободными, — Лили села вплотную ко мне, и её губы оказались совсем близко от моих.

— Это те самые слова? Та самая, единственно возможная свобода? — спросил я, чувствуя, как чёрная, необъяснимая бездна затягивает меня.

— Да, — ответила она.

Призрак Лили растаял в воздухе, будто его никогда и не было. Лишь последнее слово впечаталось в воздух, повторяясь раз за разом. Это было то самое слово, которое может существовать независимо от того, кто его произнёс. Оно могло произносить само себя, и в нём были все смыслы. Точнее смысл был один, но он объяснял всё.

Я сидел на пустынном ночном пляже, у самой кромки воды. Всё здесь казалось мне таким, как было пять лет назад, только рядом не было её. Я услышал шорох у себя за спиной и повернул голову. Пошатываясь, ко мне шёл парень откровенно бандитского вида. Судя по походке, он был сильно пьян.