Николай Васильев - Битва при Тюренчене [СИ]

«Тебе ведь не десятки нужны, а один из всех, самый подходящий».

«Этот что ли? Он из меня сердце вынул и стоит тут, улыбается. Не могу больше видеть эту его улыбочку, пусть сейчас и виноватую».

«Я говорил уже тебе, что очень давно живу на свете, и в подобные ситуации вместе с подопечными своими попадал не раз. Просто поверь: вы помиритесь, должны помириться. Потому что очень друг другу подходите. Прогонишь его, а с другим счастья не обретешь. Так что пора включать тормоза».

«Что еще за тормоза?»

«Есть такие у автомобилей, они замедляют движение. Подробнее с тормозами разберешься, когда Сергей купит тебе авто в личное владение».

«У меня будет автомобиль?! Ты что и будущее можешь видеть?»

«Видеть не могу, могу предчувствовать. Все у вас с Сергеем будет хорошо».

«Ладно, мне уже не хочется его мучить. Хочется поцеловать. Ужасно…»

«Рановато, неправильно поймет. Можно пока покататься вместе на коньках. Рука в руке…»

— Вот что, Городецкий, — заявила вдруг Надя, — у тебя еще будет время рассказать мне эти подробности. А сейчас я просто хочу покататься на коньках, надышаться свежего воздуха после этих тухлых разговоров. Впрочем, ты свободен и можешь идти на все четыре стороны…

— И в сторону катка?

— В любую сторону. Только не близко ко мне!

— Позволь мне наточить твои коньки? Иначе падать будешь…

— Точи. Мне синяки ни к чему.

— Тебе неудобно зашнуровывать ботинки, дай мне…

— Я смотрю, ты опять к моему телу подбираешься?

— Опять.

— Ты, Городецкий, змей. Твою физиономию надо на картинах рисовать на темы райской жизни. Примерно так: пышнобедрая, но еще невинная Ева, простоватый голенький Адам и змей, обвивший толстую яблоню: с узорчатым телом и твоим хитро улыбающимся лицом.

— Нет, Ева должна походить на тебя: тоненькая, с нормальными бедрами и нежными титечками. И никакого рядом Адама…

— Городецкий! Ты что себе позволяешь в раю? И как без Адама Еве породить человеческий род?

— Я же змей. Придумал бы что-нибудь…

— Все, все. У меня от твоих фантазий щеки начали гореть. Поехали их остужать!

Как пылки в этот вечер были их ласки в кущах зимнего сада, сколько трепета рождалось в недрах тел при любом соприкосновении, как струились под кожными покровами потоки страсти! Тела их сплетались, скользили, вжимались, напрягались и расслаблялись, вновь наливались эротическим желанием, соединяясь все с большей и большей силой… Чтобы в бедрах ее родилась, наконец, экстатическая волна, вздыбилась, охватив на миг все существо, и ее поддержала вторая волна, третья, четвертая… надцатая…

— Я точно сейчас летала! — восторженно пролепетала Наденька. — Меня несли мощные крылья, я подлетала к самым облакам и ныряла между ними, не боясь упасть… Это чувство полета я никогда не забуду — что бы с нами не случилось дальше, Сереженька…

— То-то ты рвалась из-под меня, я едва мог тебя удерживать на нашей скамье, — хрипловато рассмеялся Городецкий, тоже ощутив роскошество чувств.

— А знаешь, — шепнула Наденька, — я сегодня намеренно не предохранялась. Я очень захотела от тебя ребенка. Ты ведь коварный изменщик и можешь уйти от меня в любой момент. Но я тебя обману и все равно оставлю в своем владении частичку тебя…

— Никуда я не уйду, — набычившись, сказал Сергей.

— Некуда мне идти, — добавил сидевший в нем Карцев, — я почти бездомный…

— Как это? — удивилась Наденька. — У тебя шикарная квартира…

— В ней скоро Ровнин поселится, потому что они с мамой поженятся… Ты, говорят, все равно уезжаешь…

— Вообще-то да, мы ведь все вместе едем в Петербург. Или ты передумал на мне жениться?

— Ничего я не передумал, — с прежней интонацией сказал Городецкий.

— Потому что люблю тебя как безумный, — добавил Карцев.

— Миленький! Милый ты мой, хороший! Только не мучь меня больше, ладно? А я теперь за себя возьмусь и буду стараться быть самой интересной дамой в твоем окружении: буду учить языки, английский и немецкий, подружусь с лошадьми и стану хорошей наездницей, освою пианино и попробую играть на гитаре. Вот в этом ты мне можешь помочь! Поможешь?

— Если ты это всерьез, то с удовольствием. Правда, я и сам не очень-то хорошо на ней играю…

— Значит, наймем преподавателя и будем учиться вместе. Все будем делать вместе, ты не против?

— Ты из меня веревки вьешь, — опередил Городецкого Карцев.

— А ты мнешь меня как пластилин, — шепнула с интимной ноткой Наденька и воркующе засмеялась, вновь ощутив в Сергее растущий трепет желания…