— Ты хочешь сказать, что на Объекте побывали Серафимы? — спросила Лера.
— Объект — их создание, — сказал Иеремия.
— Тогда где они?
— Скорее всего, Объект выпал из их измерения и угодил точнёхонько под Знаменку, — ответил Иеремия. — Не спрашивай как — я в физике не силен.
— У нас есть физик, — промолвила Лера. — Его фамилия Мусатов. Расскажи ему об этом.
— Атеисту-то? — снисходительно произнёс Иеремия. — Засмеёт, заплюёт, лягнёт так, что дым из ушей повалит. Они, эти атеисты, дальше своего носа не видят.
— Атеисты бывают разные, — возразила Лера. — Мусатов, между прочим, вычислил, что под Знаменкой невесть откуда появился Объект. Между прочим, вернулся из Женевы в Москву, чтобы предупредить. Вот тебе и атеист.
— Ну, я не знаю, — неохотно пробормотал Иеремия. — Это всего лишь предположения.
— Так ты меня хочешь предположениями напоить? — с хитрецой спросила Лера, понимая, что на этот раз раскрутить Иеремию не удастся. — А вдруг отрава?
— Эх, ладно, — сказал Иеремия и выбухал в чашку остатки порошка, после чего добавил почти до краёв кагору и осторожно размешал серебряной ложкой. — Чур, я первый попробую, только ведь не впрок будет.
— Почему не впрок? — удивилась Лера. — Тебе не впрок, а мне впрок?
Иеремия отпил пару глотков и облизнулся. Глазки у него заблестели, щёчки зарумянились. Протянул ей чашку, дружески улыбнулся.
«Что я делаю?» — подумала Лера и медленно выцедила всю жидкость. Было вкусно, в голове зашумело, потом вдруг громкий щелчок, точно выключили рубильник, и она потеряла сознание.
Очнулась она уже в своей комнате, в своей кровати. В голове по-прежнему шумело, а глаза видели какие-то расплывчатые пятна.
Над нею склонилось одно из темных пятен, потом голос Василия произнёс:
— Чтоб мне лопнуть — смотрит. Ну, мать, напугала.
— Какая же я мать? — слабо возразила Лера. — Я девочка.
— Прости, — сказал он, поцеловал в щёчку, убрал со лба щекочущие волосы. — Как себя чувствуешь?
— Перед глазами плывёт, — ответила она. — Наверное, Рэм с дозировкой переборщил.
— Много не мало, — рассудительно произнёс Иеремия, который находился где-то сбоку. — Если сразу не окочурилась, значит выживешь.
— Спасибо, утешил, — вздохнула она. — Слово-то какое выбрал: «окочурилась». Вроде бы грамотный парень.
— Я нарочно, — признался Иеремия. — Чтобы переключилась и не думала о плохом.
— Психолог хренов, — проворчал Дергунов из левого угла, там, где стояло удобное кресло.
— Кто ещё тут? — спросила Лера.
— Я, — с готовностью отозвался Дергунов.
— Тебя я слышала.
— Ещё я, — сказал Иеремия старший. — Больше никого нету. А вот и Трезор. Ещё Трезор.
— Я градусник поставлю, — сказал Черемушкин. — Может, Мортимера вызвать?
— Нет, — немедленно возразил Иеремия младший. — Вы что, не понимаете? Возвращается то, что было утрачено, на это, батеньки, время нужно.
Иеремия старший хохотнул. Именно так, с «батеньками», он бы и сказал, но слышать это от пацана — увольте. Никак не мог привыкнуть, что малец — это он сам, относился к нему, как к младшему братику.
Стуча когтями по паркету, подошёл Трезор, задышал в ухо, лизнул в щеку.
Все собрались, все, все, все, как вокруг больной.
— Можете расходиться, — сказала Лера. — Я хочу спать…
Рано утром, стараясь не дышать, на цыпочках подошёл Черемушкин, оттопырив ухо, начал прислушиваться. Это было так смешно, что Лера захихикала.
— Как глаза? — спросил он.
Она вытаращилась, поморгала, потом сказала:
— Уже лучше, но с работой пока подожду. Предупреди Олега Павловича.
— Если спросит, — отозвался Черемушкин. — А специально не буду…
Где-то в девять утра, когда Черемушкин с Дергуновым, переговариваясь, ушли на работу, в дверь всунулся Иеремия младший и сказал:
— Ты спишь? Есть разговор.
— Давай, — отозвалась она, поворачиваясь к нему.
Он придвинул стул к кровати, сел.
— Я знаю — Мортимер тебе обо всем сказал, — произнёс он. — Поэтому для тебя не секрет, что жить ты можешь только в Знаменске. Как и я, только у меня никогда не было души. Я не божеское создание, искусственное, гомункулус. Слушай и не перебивай. Твоя душа ушла, но недалеко, и вот этот порошок, надеюсь, вернул её на место. В любой момент можешь уехать из Знаменска.
— Не наговаривай на себя, — сказала Лера. — Ну, какой ты гомункулус? Гомункулус — это коротышка из реторты, поганый злюка, человеконенавистник, а ты хороший парень. Порошка не пожалел. Сейчас я расплачусь.
Читать дальше