Артём Яковлев - Три недели в настоящем

— Ну, а где они сейчас, эти его часы? — спросил батя.

Часы… Как я могу показать ему часы, которых уже полдня нет в природе. Правда остался их след…

— Поехали дальше, по дороге увидим. — отец удивлённо посмотрел на меня, но всё же мы тронулись. За водохранилищем нам оставалось проехать ещё километра четыре до того места, где всё вчера произошло. И через пять минут мы подъезжали уже к месту взрыва.

— Вот здесь они! — я показал на чудовищную воронку посреди раскиданного ударной волной леса. Днём это всё гляделось ещё более страшно. Срезанные макушки деревьев, пугающая, двухметровой высоты насыпь на краю воронки, где вчера от ударной нагрузки вздыбилась земля.

Отец прижался к обочине и остановился.

— Вот это да! Как сюда часы-то твои попали? — воскликнул он.

— Долго будет рассказывать… Хотя, в общем-то, я сам их сюда положил…

— Тут с тонну, наверное, где-то лежало тротила! — охнул батя. — Вон какая глубокая яма! Тротил-то у тебя откуда? Или здесь нашёл военный склад?

Я ответить не успел. В боковое стекло постучали. Мы с отцом одновременно повернули головы. Гаишник в тёплой куртке, прикрытой каким-то серебристым дождевиком, взмахнул рукой у фуражки.

— Не стойте здесь, проезжайте! — сказал он, когда батя опустил стекло. — В грунте образовались пустоты, можно провалиться.

И отец послушно тронулся.

— Это дезинформация! Врут про пустоты. — уверенно заявил я, когда мы уже порядком отъехали. — Там нельзя стоять из-за радиации… Ты видел плащ у сотрудника ГАИ.

Батя притормозил и оглянулся, гаишник больше не стоял на том месте, он торопливо шёл к своему автомобилю, стоящему метрах в ста у первых, оставшихся целыми, кустов. И на плечах его трепыхалась серебристая накидка. Отец посмотрел на меня удивлённо. Что такое радиация и как от неё спасаются он отлично знал. Но всё-таки спросил:

— Ты серьёзно?

— Часы при работе немного излучали. — честно сказал я. — Поэтому эмчеэсники сегодня ночью эту воронку вокруг всю измерили и огородили. И около часа собирали с асфальта радиоактивные осколки.

— Часы? Как они могли излучать? — отец всё-таки продолжал оставаться скептиком.

— Это не столько часы, сколько машина времени! — я уже не помнил, сколько раз сказал бате об этом. — У твоего брата, отец, рак был на почве пятидесяти лет ношения с собой этих часов.

Мы окончательно остановились на обочине. Батя заглушил двигатель и повернулся ко мне.

— Я ничего не понимаю… Ты хочешь сказать, что оставил, где взрыв, Витькины часы? Но, зачем? И, что там так взорвалось? — он стал прямо, как тот полковник. — Ты хотел так от радиации себя спасти?..

Вопрос поверг меня в паническое настроение, я понял, что это абсолютная безнадёга, но всё же, вздохнув, начал рассказ. А отец всё время теперь стал задавать вопросы, которые совсем не казались мне глупыми. Его порой интересовали неожиданные вещи, его интересовало всё, что случилось и, что могло только случиться, как я намеревался использовать машину времени, сколько людей знают о ней. Разговор затянулся надолго.

При рассказе я ещё надеялся, что удастся не упоминать федеральную службу, но это с моим отцом не пролезало. Он сам сказал, что «этим должна заниматься служба Бортникова», когда я упомянул про то, что грабители потребовали отдать им мои «часы». Да, мне пришлось рассказать всё.

Отец, услышав про моё решение, ликвидировать, в пику ФСБ, удивительное творение, мою машину времени, покачал головой:

— Ну и что хорошего?.. Ведь всё равно, рано или поздно кто-то это создаст! Лучше, может, чтобы это всё сразу разрешилось. Тем более, что я не вижу в чём опасность сходить, узнать про прошлое… Мне вот всегда хотелось узнать, как там на самом деле было…

Я снова вздохнул. Сколько ещё будет мне встречаться сомневающихся в опасности путешествий во времени.

— Это, батя, не просто путешествия и прогулки. И не только способ узнать подробности прошедшего. Это способ всё изменить… И, большей частью, в худшую сторону… Например, я хочу быть богатым и властным. Чтобы этого добиться, отправляюсь и меняю что-то в прошлом, и, возвращаясь обратно, вижу мир уже изменившимся. Я неожиданно богат и влиятелен…

— Так это же, наверное, хорошо! — не совсем уверенно произнёс отец.

— Нет. Кое-кому от этого будет явно плохо. Потому что это невозможно сделать без насилия. И меня никто при этом не сможет остановить и контролировать. — уточнять, кто этот таинственный «никто», я не стал.