Катя Саргаева - Полет на Плутон

Я думала, что Ира сейчас заплачет, но она содержалась. Борский повернул часы, и мы увидели Глеба, он о чем-то говорил с Аллой в паре метров от него.

— Вы находитесь на острове Малый Таймыр, — сказал Гриша, — не очень далеко от нас, четыреста семь километров. Какой у вас запас кислорода?

— Часа на два, может чуть больше. Есть сменные баллоны с кислородом.

— Значит на снегоходах мы забрать вас не успеем. Мне нужна минута, я просмотрю все возможные варианты.

— Покажи на карте где они, — сказал Саша, капитан подлодки, я не слышала, как он вошел на мостик.

Гриша вывел ему на монитор карты со спутника, с измерением толщины льдов, Саша изучил их и сказал, что сможет забрать их на лодке. Они находились далеко от берега острова, и им придется пешком пройти к нему, а это восемь километров.

На станции оставалось много техники, когда мы начали осматривать все, то нашли лодку с турбодвигателями, это был мини ледокол, лодка была маленькой, но очень тяжелой и мощной. Саша сразу обратил на нее внимание и изучал характеристики, лодка могла развивать скорость до двухсот сорока километров в час по льдам толщиной до метра. Все мы уже привыкли к чудесам, и нас уже мало что удивляло, но вот наши моряки неделю ходили с открытыми ртами. Сейчас Саше нетерпелось испытать чудо-лодку.

Все отправились в путь немедленно. Гриша в часах Борского координировал путь пешей группы, а Гриша в Сашиных часах держал с ними связь. Я же сидя перед мониторами на мостике видела и слышала всех. Ира поехала с лодкой невзирая на мои рекомендации не покидать станцию, так как она только что пережила несовместимое с жизнью переохлаждение, воспаление легких и ампутацию пальцев. Но она слишком долго ждала встречи с дочерью, шестнадцать лет, и теперь ее ничто не могло остановить.

Я сидела перед монитором, но ничего перед собой не видела, во мне появилось чувство, которого я никогда в жизни не испытывала, во мне кипела ревность. Пришел Дима, он принес мне поесть. Он поставил передо мной тарелку и поцеловал меня в макушку. Когда-то так делал и Гога, он всегда целовал меня в макушку ставя передо мной тарелку. Он говорил что глухонемые так желают приятного аппетита, наверное он это выдумал, но мне все равно было приятно, этот жест был только наш, и только мы с ним знали что он означает.

— Жучок, я чувствую от тебя бурю негативных эмоций, что случилось?

— Я очень плохой человек Медведь, я ревную Иру к Алле. Я знаю, что это очень плохо и неправильно, Алла ее дочь, а не я. Но так это мерзко оказывается! Ты меня больше не любишь, да?

— Да конечно, мечтай больше, — сказал Дима, накалывая на вилку сосиску, — открывай рот, — я откусила сосиску, и Дима наколол на вилку вареную картошку. — Ты от моей любви так просто не избавишься. Как там твой Гога говорил? Сиамская болезнь?

— Нет, мой золотой, это у них с мамой была болезнь, а у нас с тобой любовь. Совершенно другое чувство. Доброе и нежное, открытое, трогательное, возвышенное, только наше, личное и родное. Мы с тобой уже три года вместе, а ты все равно меня иногда кормишь, хотя я и сама вполне могу поесть. Так ты выражаешь свою обеспокоенность моим состоянием, и делаешь то, что нужно мне и помогает мне больше всего — проявляешь родительское, медвежье участие. Это любовь. А у них была болезнь, они не могли друг без друга жить, нуждались друг в друге как наркоманы. Они не были счастливы вместе, они просто не могли друг без друга. Это дурная привычка, зависимость, но не любовь. У нас не так.

— Я на продуктовом складе нашел грузинский чай, решил, что ты обязательно захочешь его попить и заварил, сейчас принесу.

Я взяла Димину ладонь и прислонила к своей щеке. Когда-то Дима сказал, что в таком положении он максимально меня чувствует, все мои ощущения и эмоции, всю меня, как оголенный провод. Тогда я пыталась рассказать, как сильно я люблю его, и мне не хватало слов. Сейчас это был наш жест, который понимали только мы, им я как будто говорила «я так сильно люблю тебя, что не смогу выразить это словами, но ты сможешь это почувствовать».

— А почему ты вдруг Иру заревновала? — спросил Дима, поставив передо мной чашку с чаем и поцеловав меня в макушку. — Ты же всегда знала, что у нее есть своя дочь, и как сильно она ее любит.

— Раньше я не думала, что они когда-нибудь встретятся, и всю свою материнскую любовь она выливала на меня. Мне просто хочется иметь маму. Я не знала, что это такое и зачем она вообще нужна пока не встретила Иру. Тетя Марина для меня была запретным плодом, чужой мамой, и я очень боялась, когда она проявляла на мне свое материнство. Я была безмерно счастлива тому, что мне просто разрешили побыть в их семье, у меня никогда и мысли не было о том, чтобы стать частью этой семьи. Знаешь, как если дворовую собаку пустить в дом она не будет хозяйски разгуливать по квартире, она будет бесконечно счастлива тому, что ей просто разрешили поспать в тепле на коврике в пороге. Я всегда ощущала себя такой собакой в их семье, хотя они всегда очень хорошо ко мне относились, и всегда приглашали в квартиру. Ирка всегда была только моей, а сейчас мне нужно будет отдать ее Алле, даже не поделиться с ней, а отдать Иру полностью. Сейчас они приедут, и Ирка забудет про меня и будет облизывать Аллу. Я ее уже невзлюбила только за это, хотя в глаза ее не видела. Я знаю, что это неправильно, но я это чувствую, и это очень неприятно.