Катя Степанцева - Встретимся на Плутоне

Посвящается тому, кто обещал читать все мои книги.

Кис-кис «Весна»

Ну и задала нам Камбала Ивановна задачку: написать сочинение на тему: «Кем я стану, когда вырасту?». Вечно эти учителя как пристанут, не отвяжешься. Вот и родители туда же: «Варенька, надо уже сейчас определяться». А я, может, сейчас не хочу? Да и вообще, чтобы определиться, нужно из чего-то выбирать, посмотреть, кто, как и где работает, чем на работе занят и сколько за это получает. Разве нет? А я еще совсем ребенок. Мама запричитала: «Может, бухгалтером?», но математика – не мой конек, ну какой из меня бухгалтер? Я же через день свихнусь на этом бухучете. А папа тут же парировал: «В нашей семье нет ни одного врача, Нин! Пусть идет на зубного». Скажу как на духу, я от запаха зубного кабинета в обморок могу упасть. Не представляю себя в нем восемь часов в сутки. Раньше я с удовольствием вступала с родителями в спор, рассказывая все, что думаю о врачах и бухгалтерах, а сейчас только улыбалась, запивая свою задумчивость чаем с шестью ложками сахара. Кем я хочу стать? В идеале я бы вообще нигде не работала, да разве такое скажешь родителям или уж тем более напишешь в сочинении? Как начнут: «Как это так, Варенька, нигде не работать? Ты что же это, позоришь честь семьи? Дворником, может быть? А ведь тоже работать придется, помашешь лопатой – мигом передумаешь. Вперед всех побежишь на физмат или в медицинский». Дворником. Сколько раз меня им пугали? Не счесть. Принесла двойку: «Дворником, что ли, захотела стать?» Прогуляла урок: «Тебе лопату сейчас покупать или дождаться, когда школу закончишь?» Провалила тест: «Ну, дворнику незачем быть слишком умным». А может, и правда написать сочинение на тему: «Романтика профессии виртуоза лопаты и метлы»?

Я хихикнула от таких мыслей.

– Ты чего, Варюшка? – удивленно спросила мама, вытирая тарелки. Папа тоже задумчиво покосился в мою сторону, допивая кофе.

– Да так, – не желая уточнять, отмахнулась я. – Ладно, пока, я в школу.

Подхватив рюкзак в коридоре, я залезла в любимый пуховик, тщательно начистила старые ботинки и вышла из дома, осознавая, что сочинение буду писать на большой перемене. Не иначе. Зато будет возможность посоветоваться с одноклассниками и расспросить, кто как его написал.

Мне четырнадцать лет, и я уже убил человека. Год назад.

Нет, я не был на войне и не ходил с отцом на охоту, не тусовался с бандитами и не посещал тир. Так как же я докатился до этого?

Из своей школы пришлось уйти, слишком много слухов, слишком много шумихи, слишком много внимания. Я устал от внимания. И устал доказывать всем, что не опасен для их «бесценных детушек», которые сами готовы кого-нибудь если не убить, то довести до самоубийства уж точно.

Они рисуют «факи» на остановках, через слово плюются матом, ржут над тупыми, плоскими шутками, не нужно им связываться еще до кучи с таким ублюдком, как я.

Что мне еще остается, кроме как быть предоставленным самому себе? Себе и облакам.

Я твердо решил ни с кем не дружить в новой школе, никого не подпускать близко. Пусть они все держатся от меня подальше, как и я от них.

Скрипнула дверь. Мама, одетая в самый лучший свой брючный костюм, синий с белыми вставками, спросила:

– Ник, готов?

Черные блестящие волосы она уложила красивыми локонами. От нее пахло арбузом и счастьем.

– Готов. Может, обойдемся без дурацких церемоний?

Я намекал на то, что мама твердо решила отвезти меня на машине в школу. Что за конвой?

– Я просто подкину тебя по пути.

Я протестовал. Мама понимала мои чувства, но все равно стояла на своем: «Если мне приспичит отвезти тебя в школу, я возьму и отвезу. Я за тебя отвечаю до восемнадцати, так что будь добр, терпи. Просто хочу удостовериться, что все в порядке».

– Все в порядке, спасибо зарядке, – пробормотал я.

– Что?

– Да ничего, так, я о своем, – ссориться с мамой не хотелось.

Новая школа оказалась больше старой. Может, это и к лучшему, в старой все всё друг о друге знали и слишком много трепались, а здесь наверняка всем на всех плевать.

Светлые коридоры, окрашенные в бежевые и светло-зеленые тона, украшали рисунки к Восьмому марта. Каждый класс старался нарисовать мам, бабушек и учительниц красавицами. Некоторые были настолько красивыми, что только и оставалось вздохнуть: «Красота – страшная сила!»

Я изо всех сил делал вид, что не волновался, хоть желудок и сжимался в спазме. Парней беглым взглядом я насчитал штук десять, понятно, значит, здесь основная масса класса – это девчонки.