Анна Семироль - Офелия

- До вечера, Пит! Дорогая, не утомляй парня заботой! – и они с Леонардом Палмером поспешили вниз по лестнице.

Вслед за тётушкой Питер прошёл в квартиру, разулся на коврике у двери и огляделся.

К маминой младшей сестре они приезжали редко: два раза в год, на дни рождения, иногда заглядывали на Рождество. Время шло, а в их квартире ничего не менялось. Всегда сладко пахло выпечкой, обои медленно выцветали, но всякий раз неизменно встречали Питера, мебель всегда стояла на привычных местах. Даже кот Пуфф взирал со спинки дивана с одним и тем же ленивым презрением.

- Привет, кот, - поздоровался Питер и почесал чёрно-белому пушистому верзиле подбородок.

- Пирожок, как поживает мама? Как Агата и Ларри? – спросила Тереза из соседней комнаты.

Питер проследовал туда – в маленькую светлую комнатушку, одну из стен которой почти полностью занимало окно с широким подоконником. Краем уха Питер слышал из бесед взрослых, что комната предназначалась под детскую, но у Терезы и Фреда детей так и не получилось. И теперь здесь размещались редкие гости.

- Мама в порядке, спасибо, - вежливо ответил мальчишка, глядя, как округлые руки тётушки ловко взбивают подушки на старомодной высокой кровати. – Агата почти взрослая, вся в прыщах. Ларри завёл девушку и угрожает на ней жениться.

- А собачки? Их по-прежнему трое?

- Да, тётя. И они всё такие же неугомонные.

Вид из окна был скучный, как и весь Рэдклиф. Обычно людям нравится смотреть на оживлённые улицы больших городов, в которые они приезжают, но тихая Преветт-стрит глаз совсем не радовала. Дождь, лужи, невысокие жилые дома из красного и серого кирпича, похожие друг на друга, тротуары, мокрые голуби на ограде у дома напротив. На первых этажах гаражи и редкие магазины. И ни одного дерева под окнами. На редкость тоскливо.

- Скучновато выглядит, да? – Тереза смущённо приподняла плечи. - Это новый район, он отстраивался после войны.

- Да, я помню.

- В центре повеселее. Сходим на днях, покажу тебе много интересного.

Питер сел в жёсткое кресло у окна, принялся распаковывать свои сумки. Выложил на стол книгу, жестяную банку с карандашами и папку с рисунками и чистыми листами. Шорты и две футболки, поколебавшись, положил на подоконник.

- Зайчик, ты можешь занять вот этот шкаф. Он абсолютно пустой.

- Спасибо, тётя Тереза.

Мальчишка снял промокшую под дождём рубаху, повесил её на «плечики», переоделся в сухую футболку с эмблемой «Манчестер Юнайтед». Тереза покосилась на него, улыбнулась.

- Ты всё ещё любишь футбол?

- Да. Мы с Йонасом коллекционируем карточки от сигарет.

- А за кого болеешь?

- За наших.

- А твой друг?

- Йон за Германию и Бразилию.

В комнату вошёл Пуфф. Зевнул, с ленивой грацией запрыгнул на кровать и принялся топтаться, с урчанием обминая подушки.

- Давай позавтракаем? – предложила Тереза. – А ты мне расскажешь про своего друга.

Питер покачал головой. Говорить не хотелось совсем. Как и именоваться Зайчиком, Пирожком и прочими кличками, которые женщины находят умильными. Тереза присела рядом с ним на корточки, прикрыв подолом колени, и тихо спросила:

- Ты хочешь побыть один?

- Я хочу домой, - признался Питер едва слышно. – Но дома меня не хотят.

- Давай тогда ты приляжешь, доспишь то, что не успел, а потом мы поговорим?

- Спасибо, тётя Тереза.

Она вышла, бесшумно прикрыв дверь. Питер бросился ничком на кровать, спугнув кота, стиснул в кулаках уголки подушки… и через пару минут уснул.

Приснился поезд – гремящий железными суставами, быстрый, несущийся сквозь тьму в сияющем ореоле. Мелькали лица, пахло сигаретами и едой, как в кафе. Твердь под ногами гудела и вздрагивала, наполняя сердце зыбким предчувствием тревоги. Питер то прикрывал глаза от ярких, дразнящих огней, то тщетно вглядывался в темноту, пытаясь понять, находится он внутри поезда или смотрит на него со стороны. А потом он вдруг оказался у окна, заглянул в него, увидел по ту сторону неоновое розовое свечение, успел разглядеть силуэт сидящей на софе девушки в белом платье, и вдруг понял, что заглядывает в иллюминатор «нижней гостиной». А сам находится в воде, и вокруг больше ничего, кроме тёмной холодной воды и пульсации в ушах нарастающего гула. И от обступающей тьмы и грохота, так похожего на барабанный, Питер начал метаться, биться в стекло. И перед самым пробуждением увидел по ту сторону окна Йонаса, который что-то кричал, да было ничего не слышно…

Проснулся разбитым, с пересохшим горлом и поплёлся на кухню. Тереза сидела напротив радиоприёмника с напряжённо слушала новости. Питер тоже прислушался: диктор говорил о войне, зачитывал сводки с территории «пятна междумирья». Миссис Литтл хмурилась, комкала в округлых ладонях фартук. На плите в кастрюле что-то булькало, распространяя приятный запах мяса и овощей. «Рагу, - подумал Питер. – Тётя всякий раз готовит рагу. И оно у неё всегда вкусное».