Юрий Леляков - Смерть на орбите [СИ]

(Но это здесь — глухая земная осенняя ночь!)

«…а вот мопед? Ладно, это потом. Что ему нужно в дороге? Атлас дорожной сети, деньги на пропитание, документы и одежда…» (Которой… уже нет?) «…Всё там, наверху, да и документов он ни разу не видел, и не знает, какие нужны. Ах да, ещё часы! Он же не знает, сколько времени… Но как всё это взять? Наверху… по меньшей мере, шестеро высших в непонятном полубезумном состоянии, в которое они сами себя ввели, а здесь, внизу — он один, низший и не знающий, что где хранится…

А если попробовать вспомнить? Ведь ему приходилось убирать в комнате наверху, собирая теши, разбросанные вошедшими в полубезумие, а то и в полное безумие местными жителями. Что же он собирал? Обломки, осколки, обрывки не в счёт, нужны только целые предметы. Ключи? Да, он своими руками вешал их на гвоздь, но какие… от чего? Одежду он тоже собирал и укладывал в шкаф, но никогда не видел своей…» (Как это? Ещё не надевал?) «…Правда, в одном шкафу есть два нижних ящика, которые при нём ни разу не открывали. Атлас дорог — в нижнем шкафу, это точно, но где деньги и документы?

Наверху скрипнула открывшаяся дверь. Кременецкий вздрогнул и, напряжённо застыв, прислушался.

— Не надо… Прошу вас, не надо, меня же заберут… — раздался снизу хриплый голос той, что назвала его своим сыном…

— То есть как? — ответил другой, замедленный и заплетающийся от дурмана голос. — Он проиграл? Проиграл. Значит, как договорились, пойдёт…»

(Ах… Уголовник, проиграв в карты — должен сделать что-то ужасное!)

«…— Да он в одежде спит! Чтобы не просыпался ночью от холода, когда не надо, понял?

Руки Кременецкого автоматически, без участия его воли, пронеслись вдоль всего туловища сверху вниз, ощупывая одежду — ту самую, неполагающуюся, оставляющую открытой ноги ниже верхней трети бёдер и руки ниже середины плеч (или плечевых костей — как будет правильно на местном языке?), которую он собирался искать в шкафу! Потрясённый Кременецкий так и застыл с поднятыми к воротнику руками. Неужели он в самом деле сошёл с ума?…

— А кто сказал, что я собираюсь… — вслед за этим прозвучало запретное слово, смысла которого Кременецкий за всё время так и не узнал. — Он так легко не отделается.

— Стойте! — раздался резкий испуганный крик. — Вы что хотите делать?

— А ты не кричи, забыла, с кем говоришь? — лениво-угрожающе пpoизнёc ещё один голос. — Сама убедишься, что ничего он не подожжёт. Иди за ним, будешь зажимать рот своему… — прозвучало ещё одно запретное слово. — Потом приду, проверю…

— Не надо, — задрожал от всхлипываний голос той, что назвала его своим сыном. — Завтра же все увидит. Вы уйдёте, а мне отвечать… Может, грудь или спину?

— Не увидят! — рявкнул тот же голос. — Не пойдёт он никуда! Или забинтуешь и так пойдёт, или скажешь, что это он сам себе… чтобы долго туда не ходить! А что до того, уйдём ли мы, так мы и прийти опять можем…»

(Точно: притон садистов! И к таким попал — инопланетянин?)

«…— Кто ж сам себе такое сделает… Вы же ему кость прожжёте, крик будет на всю деревню… А бинтовать — так на бинты надеть нечего. Забирайте тогда его совсем, другого возьму… Постой… Оставь… Давай что-то другое…

Раздались приближающиеся шаги. Несколько мгновении Кременецкий отчаянно пытался выломать сковывающие ноги приспособления…» (там — и те колодки?!) «…одновременно с этим лихорадочно соображая, чем обороняться — а были в комнате только кровать, странная опора для сидения без спинки у окна…» (табуретка?) «…и на подоконнике — тетради, чертёжные принадлежности, поразительно тупые пособия для лжеучебных ритуалов и две половины развалившегося футляра для них…»

(Портфель? Вот точно!)

«…и тут же распахнулась дверь и в комнате вспыхнул свет, сразу ослепивший Кременецкого…

…Трах! Раздался оглушительный треск, кто-то ещё успел произнести запретное слово — и тут же чтo-тo неимоверно тяжёлое вмялось в тела вошедших, хрустнувшие костями. Исступлённый утробный стон наполнил комнату. В ужасе Кременецкий отпрянул назад и оказался у стены. А кровать? Кровать — с вырванным полом, к которому она была прибита — лежала, переломленная пополам, поверх бьющихся в конвульсиях, стонущих тел? Верхняя створка сковывающего устройства отлетела далеко в угол, И… это сделал он, Кременецкий? Ведь больше не то что в комнате — во всём доме сделать это было некому…