Илья Хоменко - Поднебесник

Заговорили о наградах. Потом кто-то сказал, что если мы победим дикарей, не запрашивая помощи с космобазы…

— То это будет чудом, — помог ему Кусля, а капитан снова не выдержал:

— Вот вы же сказали, что не верите в чудеса, майор! Значит, не верите и в победу нашего оружия. Вы, офицер.

— Да. Я не верю в победу оружия. Оружия вообще и не только нашего. Думаю, кто первым нажал курок — тот и проиграл. Даже если он выиграл.

Тут капитан прошелся насчет банальности подобного пацифизма, банальности куда большей, чем любая история о летучем голландце. И еще что-то добавил насчет чести мундира и трусости. Насчет Вселенной, сопротивляющейся попыткам ее покорить, и философов, вставляющих палки в колеса прогресса и цивилизации. А майор ответил, что капитан — романтик. И это очень плохо. Потому что хуже романтика с оружием в руках, готового разрушать реальность ради идеи, ничего не бывает.

Куслину теорию вооруженного романтизма как источника всех неприятностей я слышал и раньше. Причина труднообъяснимой неприязни, которую эти два человека испытывали друг к другу с самой первой встречи, несколько для меня прояснилась. Однако нужно было этих господ растаскивать, ибо разговор начал приобретать нежелательный оттенок.

— Прошу прощения, — сказал я, — майор, вы, безусловно, правы, говоря, что рассказ капитана несколько напоминает легенду о корабле-призраке, занесенную сюда из старой Европы. Но вы напрасно усомнились в его правдивости. Мало ли может быть причин, вынуждающих экипаж покинуть судно в открытом море. Даже если это открытое море чужой планеты. В основе любой легенды лежит какая-то истина. И вообще. Здесь очень часто происходят странные вещи. Вы слышали, например, историю о невидимом охотнике?

— Это вам Тинн рассказывала? — поинтересовался капитан. — Она всем рассказывает о своем возлюбленном-невидимке. И много других интересных вещей. Если вы сумеете ей понравиться. Я, например, сумел.

Кусля, имевший особое мнение насчет способности капитана нравиться местным жителям, только фыркнул.

— Вот вы сказали «истина», — нарушил молчание сидевший между Куслей и мной Таразевич, филолог, сменивший почему-то университетскую кафедру на погоны военного переводчика. — Вы наверняка имели в виду какой-то конкретный случай, действительно произошедший, приукрашенный потом вымыслом и ставший легендой. А между тем местные жители вкладывают в понятие «истина» совсем другой смысл. Я с трудом улавливаю семантические оттенки. Но, по-моему, в их понимании это нечто всеобъемлющее, внутренне присущее каждой вещи и каждому явлению, но скрытое от людей. Нет. В том, что я говорю, кажется, тоже больше от Канта и европейской цивилизации, чем от рассказов местных стариков и щебетания Тинн. Одним словом, то, что вы шли по лесу и увидели дикобраза, — для туземца не истина. Даже если эпизод имел место. А вот то, что мы воюем с ними, — для них доказательство того, что истина от нас и от них сокрыта. Вы понимаете?

— Истина, существующая вне людей, — нонсенс.

— Для нас — да. А для них она разлита в природе. Ею пропитано все. Нет, не пропитано, а… — тут Таразевич скрипнул ремнем портупеи от напряжения, вспоминая туземную идиому, — «все связано в сияющую сеть из бесконечностей невидимых нитей». Так вот приблизительно это звучит. Эта истина недоступна человеческому уму в непосредственном восприятии. Но при определенном стечении обстоятельств она способна открыться тому человеку, который больше других устал от пустоты и жестокости мира. И тогда все, абсолютно все изменится.

— Что изменится? — спросил я. — Как?

— Весь мир. Стоит одному человеку постичь эту тайную истину — и разорвутся все невидимые связи, противоречащие природе добра. И жизнь переменится к лучшему. Во всей Вселенной. Во всяком случае, на этой планете.

— Не верю, — сказал Кусля.

— Типично эзотерический бред в духе мадам Блаватской, — заявил капитан, — а говорили еще, что у местных дикарей нет религии.

— Вы, оказывается, тоже романтик, господин Таразевич. Собираете местный фольклор, — майор Кусля произнес эти слова с тонким оттенком не то иронии, не то уважения.

— Кстати, насчет фольклора, — нарушил молчание сидевший тихо в течение всего разговора Грин Чук, офицер дальней космической связи. — Насчет эзотерических истин, религиозных праздников и местных сказаний. Вы знаете, что сегодня — ночь Великой луны?

— Что?

— Ночь праздника или обряда хождения по воде. Есть местная легенда. Или предание.