Илья Хоменко - Поднебесник

Грин Чук на секунду замолчал. Воздух был насыщен солоноватым дыханием моря, луна действительно сияла над нами почти как на Земле, да нет, куда ярче, будто на Сатурне-45… Нет, такой луны, как на Терре-14, нет больше нигде во Вселенной.

— Хочу только предупредить, господа: информация у меня тоже от Тинн. Так что, если вам ее рассказы не интересны…

— Чего там, говорите, пожалуйста, Чук!

— Расскажите, расскажите, Грин, что это сегодня за ночь?

— Ну так слушайте. Существует такое поверье у рыбаков, что раз в сто лет лунной ночью человеку дано совершить нечто особенное, то, что может погубить его или открыть ему невидимые горизонты.

— Что? Тинн так и сказала вам — «горизонты»? — спросил Кусля.

— Нет. Тинн говорила совсем по-другому, признаю ее превосходство как рассказчика, — ответил Грин Чук. И продолжал: — Много веков назад один человек, богатый по здешним понятиям и счастливый, почувствовал вдруг, что может перебежать на тот берег моря по лунной дорожке. Бездна притягивала его. Не знаю, чем отталкивала его земля. Но он стремился, наверное, к чему-то такому, что находилось за пределами доступных богатств и радостей. Он побежал. Лунная дорожка указывала ему путь. Водная гладь упруго прогибалась под его ногами, будто циновка. Легкий ветер с гор, дувший ему в спину, подхватил полы его одежды, превратив ее в паруса. И когда он побежал по Лунному лучу, ему открылось нечто такое, чего даже он, готовый к любому чуду, от этой ночи не ожидал. Он понял вдруг, что теперь всю жизнь, сколько бы ее ни осталось, будет счастлив этим сказочным прикосновением к мудрости и чистоте, которой не найти ни в старинных книгах, ни в любви, ни в предсказаниях будущего. И понял еще, что ему пора возвращаться, потому что ветер может исчезнуть, луна может зайти за тучу и тогда поверхность воды перестанет удерживать его.

— Я тоже кое-что понял. Понял, откуда Тинн знает эту историю. Ему просквозило спину, и, когда он вернулся, сердобольной прабабке Тинн пришлось, наверное, прикладывать ему к пояснице компрессы из листьев гаавы.

— Не остроумно, майор. Ну так вот. Он понял, что может вернуться и жить той маленькой частицей обломившегося ему блага, храня ее от любой грязи и скепсиса соплеменников, подобных господину Кусле. А кроме того, почувствовал, что может и не возвращаться. И если ему чуть-чуть повезет, луна не закатится в тучу и ветер не переменится — то он доберется до того берега. И когда он увидит кокосовые пальмы, черепах, притаившихся в жемчужном песке, мангровые заросли, почувствует запах лиан, одним словом, добежит до той стороны — ему откроется истина.

— И что? — спросил Таразевич.

— И все. Зло навсегда покинет этот благословенный мир. Отступит смерть. Возвратятся все, кого ты любил и кто ушел за предел земного существования. Люди ощутят друг друга так, будто они вдруг сделались клеточками единого организма. Но каждый при этом останется самим собой. И более того: индивидуальность каждого, освобожденная от запретов и догм ненужной более формальной морали, дополнит это слияние душ неповторимостью личности, но не сплавится в общую кашу, а будет развиваться сама по себе, так же неповторимо, как и раньше. Даже не знаю, как. Только это будет куда прекраснее. Признаться, я не уловил до конца сути этого диалектического противоречия общественного и личного. В общем, Тинн считает, что будет здорово. И этому бегущему по воде бедолаге тоже так показалось.

— Он не вернулся?

— Его съели акулы? — сочувственно спросил Кусля, не любивший акул за то, что они очень любят дюгонье мясо.

— Луна зашла за тучу, ветер переменился, лунная дорожка перестала удерживать этого человека, и он утонул. Утонул потому, что хотел счастья всем, хотя свое уже получил. Такая вот грустная легенда, можете рукоплескать, господа, — закончил Грин Чук. — Костер догорает, углей маловато. Не пора ли нам подкинуть дровишек? Хотелось бы все же испечь орехобобы. А на таком огне они до утра сырыми останутся.

— Такие печальные финалы совсем не в духе прелестной Тинн, — заявил капитан.

— Ну да. Конечно, совсем забыл. Я ведь о ночи Великой луны не досказал. С тех пор, как этот искатель приключений утонул, один раз в сто лет, когда полнолуние приходится на неделю пульсирующих пассатов и когда птица Тхе прокричит четыре раза, а отлив обнажит раковины наутилусов, можно попытаться повторить его печальный опыт. Некоторые, говорят, и пытались. Однако, учитывая то обстоятельство, что мы медленно, но верно продолжаем приобщать туземцев, вопреки их воле, к нашей машинной и грубой цивилизации, можно с уверенностью сказать: никто не добежал и к истине не приобщился. Сегодня, кстати, как раз такая ночь.